Оказавшись вдали от посторонних глаз, я снова шлёпнул девчонку по заду и тут же почувствовал ответный по спине.
— Свободен, — бросил идущему рядом с нами сотруднику службы безопасности, едва сдерживая желание зашипеть. Удар у Марики был тяжёлым. Уж не знаю, что было в её крохотном клатче, но приложила она меня им знатно.
Поставив на ноги, я тут же схватил Марику за запястья. Она дёрнулась, пытаясь вывернуться, хотя, уверен, отлично знала, что ничерта у неё не выйдет. Дыхание её было прерывистым, волосы растрепались, глаза горели неистовством.
— Пусти меня! — процедила она, не переставая выкручивать руки.
Я стиснул запястья крепче. Посмотрел ей прямо в глаза и, не выдержав, толкнул к стене. Висевший рядом с нами постер в стеклянной рамке покачнулся, Марика зашипела. Припечатав её руки, я смотрел на неё сверху вниз, осознавая, что в башке нет ничего. Вообще ничего, кроме шального, животного желания чувствовать её. Сейчас, когда она была совсем близко, оно вовсе заслонило собой всё остальное, не оставив мне ничего здравого, ничего, что бы не касалось только нас двоих — меня и этой несносной девчонки, дыхание которой щекотало мою шею, запах которой проникал в меня, снова и снова заставляя делать жадные вдохи.
— Что тебе от меня нужно, Макс? — выпалила она, ещё раз дёрнувшись. Бёдра её касались моих бёдер, каждое её движение волновало, будило звериный голод. Дьявол! Только с ней я чувствовал подобное! Только она, ничего для этого не делая, превращала меня в психа, ведомого инстинктом обладать.
— Ты, — просипел, прижимаясь ещё ближе к ней. Скользнул чуть выше по рукам, с запястий к ладоням и, переплетя наши пальцы, повторил: — Мне нужна ты, Марика.
Её короткий, шумный выдох, взгляд глаза в глаза.
— А ещё недавно…
— К чёрту всё, что было недавно, — выпустил одну руку и обхватил ладонью голову. Почувствовал под пальцами тяжёлый шёлк волос и, склонившись ближе, прорычал в самые губы. — Хреново мне без тебя, зараза, понимаешь?! Понятия не имею, что ты со мной сделала, но хреново. Удавиться хочется. Провались оно всё… — её дыхание на моих губах, миг…
Не знаю, кто из нас стёр последнюю грань. То ли она со стоном, ищущая, прижалась ко мне, то ли я накрыл её рот. Зубы наши стукнулись, языки столкнулись. Выгнувшись, она застонала мне в губы, прижимаясь грудью, бёдрами, запустила пальцы в мои волосы. Отвечала жадно, словно изголодалась так же сильно, как и я. Я чувствовал её губы, её тело, сжимал её волосы, ладонь, а нутро выворачивало желанием быть ещё ближе. Содрать с неё одежду, обшарить тело, губами скользить по шее, по груди с пониманием: только моя.
— Макс… — на выдохе прошептала она, сделав глоток воздуха. Высвободила вторую руку и обхватила мою голову, привлекая к себе ещё ближе. — Ты такая скотина, Господи… Какая же ты скотина…
Зарычав, я вновь смял её губы. Ощутил прикосновение языка, её влажный сладкий рот. Вдыхал её, вбирал в себя, задирая футболку, поглаживая гибкое, тёплое тело. По талии, по рёбрам, по спине, чувствуя бугорки позвоночника, её дрожь, отдающуюся во мне яростным, захлёстывающим возбуждением.
— Ты понимаешь, что ещё немного, и я возьму тебя прямо тут? — уперевшись ладонью в стену, просипел я, глядя в её лихорадочно блестящие глаза. Чернота зрачков затягивала, синева сгустилась и стала до невозможности яркой.
Облизнув губы, она горячо выдохнула, и я зарычал. Сгрёб её волосы, мотнул головой, наслаждаясь ею, намертво запечатывая её в себе.
— Ещё немного, — пальцы её сжались в моих волосах лицо щекотнуло жарким шёпотом, — И я буду не против.
На секунду мы застыли. Должно быть, в этот самый момент моя планета окончательно слетела с орбиты и грёбаным шариком завертелась в невесомости. Я целовал её, шарил по её спине, по упругой заднице, надеясь только, что мы успеем-таки добраться до комнаты. Слышал, как она шепчет между поцелуями неразборчивую дребедень и заводился от этого сильнее. Её итальянский был вызывающе прекрасен, сама она была вызывающе прекрасна, её изящное тело, густые волосы, руки, губы…
— Проклятье! — прохрипел, когда мы в очередной раз наткнулись на стену.
Прижал Марику к постеру старого американского вестерна, на котором ковбой с кобурой на поясе и в шляпе, одной рукой прижимал к себе девицу в лёгком ситцевом платье. Отблеск висящих по стенам бра отражался в стекле, в глазах Марики, и мне вдруг подумалось, что вот так вот, на какой-нибудь киношной афише, выглядели бы мы куда лучше, чем эти двое. Мысль эта вызвала у меня усмешку.
— Ты мне ещё за всё ответишь, понял? — прошептала она, коснувшись моего лица. Кончикам пальцев провела по скуле, по подбородку. — Ты мерзавец, Макс. Ты…
— Скотина, — подсказал я ей, прижимая к лицу её руку.
— Именно, — она высвободила и потихоньку шлёпнула меня по щеке. Прищурилась и тут же отвесила хлёсткую, обжигающую пощёчину и, не успел я опомниться, прильнула, сжала волосы и прижалась к губам. Стерва! Проклятая стерва! Но, кажется, без этой стервы мне крышка.
— И стоило оно того? — выдохнула Марика, когда мы ввалились в комнату с широкой постелью.