— Вандор, — внезапно прозвучал его голос среди воцарившейся тишины, и сердце моё забилось чаще в робкой надежде, что это не всё. Что он не отдаст меня вот так, без возможности хоть что-то объяснить, исправить. — Не знаю, что вы не поделили с сынком Кондратьева, но советую тебе быть осторожным, — взяв со стола бутылку с виски, Макс сделал глоток прямо из горла. Приподнял её и усмехнулся. — Твоё здоровье.
Невидящим взглядом я смотрела в боковое окно, не в силах ни вздохнуть, ни заплакать. Казалось, я всё ещё чувствую на себе взгляд Макса — тяжёлый, наполненный презрением. Будто в тот самый миг, когда он понял, что я сестра Вандора, всё прошлое потеряло значимость, и нас разделила невидимая, но непреодолимая стена. Словно сами наши миры разлетелись по разные стороны этой стены.
— Что этот ублюдок имел в виду, когда говорил про Кондратьева? — нарушил вязкую, похожую на болотную трясину тишину брат.
Мы ехали уже минут двадцать, и за это время никто из нас не сказал ни слова. Впрочем, разговаривать с ним я не собиралась и теперь. Посмотрела на него, уверенно ведущего машину, поймала на себе его взгляд. Холодный, призванный подчинять всех и вся. Вот только я подчиняться ему не собиралась.
— А сам-то ты кто? — бросила в ответ прежде, чем снова отвернуться к стеклу.
— Ты у меня сейчас договоришься, — в голосе послышалась сталь.
Мне было всё равно. Горькое чувство разочарования, потери, сковало всё нутро, невыплаканные слёзы застряли в самом сердце и теперь солью разбавляли кровь. Я чувствовала себя пешкой, марионеткой в мире сильных мужчин, и чувство это было отвратительным.
— Да пошёл ты, — процедила я, даже не посмотрев на него.
Мы ехали вперёд, а картинка за окном, казалось, не менялась. Всё та же темень — однообразная, монотонная, напоминающая черноту глаз. Моё собственное отражение в стекле, размытое и нечёткое, искажаемое светом фар проезжающих мимо встречных машин.
— Я тебя ещё раз спрашиваю. — Я ощутила, как пальцы брата сжались на моём локте. Попыталась высвободить руку, но он с силой дёрнул меня, заставив развернуться. По скулам его ходили желваки, взгляд стал ещё тяжелее. — Что с Кондратьевым?
— А я тебе ещё раз отвечаю, — процедила сквозь зубы, чувствуя, как меня трясёт от одного его присутствия. — Иди к чёрту. Ты мне никто! Никто!
— Вот тут ты ошибаешься, — прочеканил Вандор, пальцы его сжались крепче. — Я твой брат.
— Ты мне никто, — повторила я ему в тон. — И будь проклят день, когда ты вообще появился на пороге нашего дома! Ненавижу тебя! Самоуверенная сволочь! У тебя нет никакого права лезть в мою жизнь, ясно тебе?! Никакого! — снова рванулась, и на этот раз он отпустил меня.
Лобовое стекло осветили фары движущейся по встречной полосе машины, и это заставило его обратить всё внимание на дорогу. В салоне внедорожника вновь воцарилась гнетущая тишина.
— Идиотка, — шикнул напоследок Вандор. — Что же вас, баб, вечно тянет на таких ублюдков…
Слёзы, что бежали в крови, подкатили к горлу, сдавили его. Уголки глаз защипало. Идиотка… В этом он прав — действительно идиотка. Трусливая, малодушная идиотка. Если бы я нашла в себе смелость, если бы не тянула, если бы…
— Открой, — дёрнула я ручку дверцы, едва машина въехала на территорию особняка. Дом Вандора походил на замок, выполненный в готическом стиле. Увидев его в первый раз, я была удивлена его изящным и мрачноватым величием, сейчас же не почувствовала ничего.
Внедорожник, мягко шурша колёсами, покатился дальше. Заведомо понимая, что это бессмысленно, я снова дёрнула ручку и зло глянула на брата.
— Открой, я сказала.
— С отцом так будешь разговаривать, если он позволяет, — бесстрастно, будто ему было наплевать, ответил Вандор. — Здесь тебе никто этого не позволит.
— Позволять своей жене будешь, — процедила я. Бросила взгляд на панель управления. Отыскала нужную кнопку и, нажав, толкнула дверцу.
— Стоять! — рявкнул Вандор мне в спину и тут же схватил за руку. Внедорожник, покачнувшись, остановился.
— Не трогай меня! — вскрикнула я, резанув брата взглядом. — Не прикасайся ко мне, понял?!
Лицо Вандора потемнело, глаза блеснули холодом, вена на шее вздулась.
— Non toccarmi, non toccarmi e non parlarmi. Non sei nessuno per me. Nessuno, Vandor (Не трогай меня, не прикасайся ко мне и не разговаривай со мной. Ты мне никто. Никто, Вандор, — пер. с итал.), — выговорила я. Каждое слово — глядя ему в глаза.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Должно быть, он ждал, что я отступлю, отведу взгляд, но делать этого я не собиралась. За последние дни в моей жизни случилось так много всего, что лёд, что я видела в его глазах, не мог ни ранить, ни напугать меня.
Наконец пальцы его разжались, и я, больше не обернувшись, вышла из машины. До слуха донеслось шуршание листьев, ветер лизнул лицо. Чувствуя направленный мне в спину холодный взгляд, я медленно пошла по дорожке к дому.