Читаем Я – доброволец СС. Берсерк Гитлера полностью

За ночь русская артиллерия запустила в нас не одну тысячу снарядов. Свою долю получило и мое отделение, и мне казалось настоящим чудом, что подвал до сих пор не развалился от прямого попадания и не стал нашей могилой. К утру огонь артиллерии еще больше усилился, превратившись в нескончаемую барабанную дробь, в которой невозможно было различить отдельные выстрелы. Траншеи, блиндажи и окопы были перепаханы тяжелыми снарядами, которые рвали на куски укрывавшихся там солдат. Затем артиллерия перенесла огонь дальше, чтобы расчистить путь наступающей пехоте. После кровавого ближнего боя, местами переходившего в рукопашную, в нескольких местах им удалось прорваться, захватив совершенно разрушенные позиции. Нам просто не хватало сил, чтобы отбросить врага, поэтому нам было приказано покинуть наши позиции и отступить к окраинам Альтдамма.

Мы сумели отойти и занять новые позиции, но не получили столь необходимой нам передышки. Русская артиллерия продолжала вести непрерывный безжалостный огонь. Вокруг тучами свистели разрывные пули, разрушая все на своем пути. Характер боя несколько изменился. Ранее битва бушевала в полях и рощах, разве что краем зацепив несколько мелких деревень. Но теперь она добралась до города и катилась с улицы на улицу, от дома к дому.

Петля вокруг защитников Альтдамма неотвратимо стягивалась. Тут и там в городе появлялись русские солдаты, которых жестоко убивали, но за ними сразу приходили другие. Этой толпе в желто-коричневых шинелях не было ни конца ни края. Сотнями они падали в бою, но по еще теплым трупам проходили новые сотни, которые наступали безостановочно, напор русских не ослабевал ни на минуту. Они караулили за углом, пока их артиллерия или танки расстреливали дом, превращенный нашими солдатами в узел сопротивления. Затем они бросались вперед по улице, занимали подвалы, чердаки и весь дом целиком и переключались на следующий. Неужели имя им легион?

Этой лавине противостояла хрупкая стена совершенно вымотанных мужчин, которые находились в смертельной опасности. Численность эсэсовцев стремительно сокращалась ежедневно и даже ежеминутно. Бои за каждый дом отличало особое упорство, и каждый солдат сражался до конца. Легкораненые покидали строй, только чтобы перевязать раны в ближайшем перевязочном пункте, и незамедлительно возвращались на боевые позиции. Каждый, кто до сих пор был в силах стоять на ногах и держать в руках оружие, сражался с такой яростью, какой я никогда прежде не видел.

И все-таки наша боевая мощь неотвратимо слабела. Погибших становилось все больше, я видел окровавленные изуродованные тела тех, кто уже не вернется в бой, а подкрепление все не появлялось. Остался лишь поредевший строй закаленных в бою ветеранов. Они были голодны, смертельно устали, небриты, истекали кровью, у многих были перевязаны руки и головы, их кожа была черной от копоти и сажи, одежда испачкана, сплошь покрыта известкой и изорвана. Они чувствовали, что слабеют, но по-прежнему упрямо цеплялись за свое оружие и стреляли, стреляли, стреляли, нанося наступающему врагу ужасные потери. Но силы русских казались неистощимыми.

После трех дней жестоких боев за каждый дом 20 марта наконец поступил приказ отступать по мосту за Одер. Положение стало слишком опасным. Командование Красной Армии перебросило с юга крупные силы и начало наступление вдоль берега Одера, чтобы добраться до моста и таким образом поймать нас на плацдарме, как мышей в клетке. Во второй половине дня, когда мы получили приказ от командования, нам удалось продвинуться на расстояние всего около 300 метров до улицы, которая выходила на мост, наш единственный путь назад. Благодаря сверхчеловеческим усилиям остаткам нашей дивизии удалось остановить продвижение врага на несколько часов, и вечером мы возобновили отступление. К тому времени большевики сумели сосредоточить огонь своих противотанковых орудий на этой важнейшей улице.

Это стало настоящей игрой с огнем, потому что их наблюдатели видели искры из выхлопных труб наших бронетранспортеров, когда те с грохотом на полной скорости мчались в сторону моста. На эти искры они направляли свои орудия. Для личного состава бросок через опасную зону и по мосту вплоть до остановки на безопасном берегу в Штеттине превращался в минуты невероятного напряжения. Однако все прошло относительно успешно, и мост не был взорван, пока его не пересекли последние из наших солдат.

Плацдарм у Штеттина был участком немецкой земли, щедро политым кровью, солдаты лучших дивизий германских вооруженных сил, не зная страха, отчаянно защищали свою страну от безумного напора целых армий врага. И все же победа была на их стороне. Плацдарма больше не было, и там, где еще недавно кипел бой, теперь лежали тысячи мертвых русских солдат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии