Читаем Я – доброволец СС. Берсерк Гитлера полностью

Под непрекращающимися атаками русских наш плацдарм становился все меньше и меньше. Теперь он превратился в одну из «позиций для круговой обороны», которые мы много раз пытались удержать за два года отступления из России. У нас оставался только один путь — путь назад — мост через Одер в Штеттин. Линия фронта уже находилась примерно в ста метрах от границы Альтдамма. Днем и ночью русская артиллерия обстреливала наши траншеи и сам Альтдамм, который уже превратился в руины, окутанные клубами густого темно-серого дыма.

О сне никто и не мог подумать, когда земля под ногами тряслась так, как при землетрясении, а в воздухе то и дело с жутким воем пролетали снаряды. На лицах солдат, испачканных и небритых, неизменно читалась боль. Продовольствие присылали нерегулярно, хоть с ним и не было проблем ни в Альтдамме, ни в Штеттине. Несколько раз по группам снабжения открывали огонь, снаряды уничтожали их до последнего человека, и на передовую не попадало ни единого сухаря.

Но голод мы могли перенести, в отличие от нечеловеческой усталости. Глаза страшно болели, лица ничего не выражали. Негде было укрыться в этом аду, где все вокруг горело и взрывалось, где каждую паузу между взрывами снарядов заполняли стоны раненых. Снаряды падали повсюду, разбрасывая опустошительный град раскаленных осколков. Здания рушились, их обломки одинаково равнодушно накрывали и наступающие войска, и раненых, которые пытались добраться до перевязочных пунктов. Стены бетонных бункеров складывались, словно картонные коробочки. Наши подземные бункеры превращались в смертельные ловушки. Взрыватели с замедлением позволяли минам советских 120-мм минометов пробивать перекрытия, прежде чем взорваться. Оказавшихся в этой ловушке людей крошило в мелкий фарш острыми, словно бритва, осколками.

Шесть минометов моего взвода были установлены во дворе дома, который был изрешечен множеством пуль и снарядов. Он находился совсем недалеко от жилых кварталов Альтдамма. Среди груды битого кирпича от разрушенных стен, перекрученных железных балок, радиаторов и обломков мебели, выброшенных из окон взрывами, непрерывным дождем снарядов мои солдаты работали с завидным спокойствием и аккуратностью. Наш наблюдатель-корректировщик, унтершарфюрер, оставался в одном из подвалов на передовой. Пока работал полевой телефон, наши стволы минометов извергали в небеса непрерывный поток огня.

Ни один другой минометный взвод не смог бы устоять под огнем русских лучше, чем наш, или, по крайней мере, не в таких условиях. Зато наши ребята не раз показывали свою исключительную стойкость. Некоторые из них непрерывно участвовали в боях еще со времени сражений у Нарвы и Дорпата. Но даже вновь прибывшие держались отважно, так как их вдохновляли уверенность и хладнокровие старших товарищей. Они и сами стали гораздо сильнее за эти последние несколько недель ада. Большевики заставили их пройти через все тяготы военного времени, после такого человек либо погибает, либо выживает и становится сильнее.

Однако удержать позицию мы могли лишь при наличии телефонной связи. Несколько раз разрывы снарядов обрывали провода, и мне приходилось посылать двоих специально назначенных связистов отыскать место разрыва и восстановить связь. Каждый раз я делал это с тяжестью в сердце. Служба связистов была, наверное, самой опасной, и количество убитых Strippenzieher [1]превышало жертвы среди солдат всех остальных родов войск. Телефонная связь обрывалась постоянно, и каждый раз им приходилось покидать укрытие и налаживать ее. За последние несколько дней, которые я провел здесь, мы потеряли уже трех связистов. Это были отличные парни. Они были невероятно отважны и каждый раз смеялись смерти в лицо, выходя на поле боя, чтобы сделать свою работу!

Вечером новый ротный приказал мне лично пробраться к корректировщику и сменить его, так как недавно у того случился нервный срыв. Ротный достаточно подробно рассказал о том, что мне предстояло. Покинув командный пункт, я отправился на помощь надежному другу Краусу, многообещающему молодому унтер-офицеру.

Шквал артиллерийского огня заметно ослабел и не представлял большой опасности, пока я добирался до цели. Зато теперь гораздо громче был слышен яростный огонь стрелкового оружия. Я решил, что где-то рядом идет ближний бой. В темноте зловеще свистели разрывные пули. Большинство моих боевых товарищей считали, что нет ничего хуже артиллерийского огня, а я бы скорее предпочел его этим чертовым разрывным пулям, которых я боялся до смерти. К этому времени они пролетали так близко, как никогда раньше. Пули попадали в перекрученные и переломанные ветви деревьев и их стволы, а потом разрывались. Я чувствовал себя как оказавшийся ночью на кладбище ребенок, который боится привидений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии