Я, Дикая Дика

Я достала из бэга дрожащими руками чистую тетрадь, которую таскала на случай, если в универе понадобится. Отыскала чудную ручку, которая пишет в мороз и не течет в жару, и сунув её в зубы, стала потрошить тетрадку, выдирая листки по одному. Из них я неловко складывала самолетики и зажимала готовые под мышкой. Получилось ровно 90 штук. Потом начала выводить на их крылышках надписи «Ивана+Ганя=???», торопливо и жадно, будто это невероятно важно, а для чего — знаю, но так занята, что даже не успеваю оформить эту мысль. Вот сейчас, сейчас я закончу, и тогда!.. Сначала я писала на каждом самолетике сразу на оба крыла, потом притомилась от однообразия, и решила оптимизировать процесс, выводя как попало на правом крыле каждого самолетика, и складывала их в кучку, прижимая бэгом, чтоб не улетели до объявления рейса. Покончив с правой стороной просто перевернула всю стопку на левую, и продолжила. Чем дальше, тем корявее. Ну и ладно, так сойдёт. Перевела дух, осмотрелась, чтоб никого не было на мосту, а то неловко начинать при людях священнодействие, непонятное им, но столь необходимое мне. Сложила поудобнее весь готовый труд, и начала запуск. Оригамики летели как белые голуби, целой эскадрильей, планировали и опускались на стоящий под мостом поезд. Красиво! Вдохновившись успешным началом, я побежала по тонким доскам, расшвыривая самолётики целыми группами. Я так увлеклась, что слышала гул моторов, и радио-переговоры пилотов: «Ганя, Ганя, я Ивана, приём!» — «Дика, Дикая Дика, я Ветер, слышу вас!»

— Ураааа!!! — возопила я шёпотом, запуская последние пять самолетов. Ожившая душа моя пела, и летела вслед за бумажными птицами, гордым и восторженным пилотом.

И похрену, что на меня странно посматривают снизу работники станции в форменной одежде. Думают, видно, что я террористка, но не поймут, в чём тут злой умысел. Ничего не сказали, проводили глазами мою одинокую, отрешенно улыбающуюся всем сумасшедшим существом фигурку, тяжело топающую титановыми гадами по доскам моста. Да и бог с ними, и со мной. Пойду домой спать. Чувствую, сегодня у меня это отлично получится.

После этого самоколдовства я даже нашла в себе силы вернулась к учёбе. Сессия схватила за горло беспощадно. Я ведь половину её продолбала. Но господа, что же делать? Хочешь иль нет — а заканчивать ВУЗ придётся по том ли, кровью ли, депрой, не важно. Важно, что из универа сегодня я вышла, чувствуя остопиздение нечеловеческое! Когда же это кончится, Господи и Дьявол?? Третий курс… ух, твою мать!

Злясь на весь мир, села на лавку покурить. Заметила, что сижу возле кинотеатра. Ага, если не надо долго ждать ближайшего сеанса — зайду, что бы там не показывали!

Пока стояла в очереди, смотрела на хихикающих впереди девчонок-подружек, думала — а ведь кино, это то, куда ходят с друзьями. А я одна! Даже в киношку не с кем пойти… то ли я сука злобная, неинтересная, то ли что-то ещё. В этот момент чуть не заскучала по Гдетыгдеты, формально единственной моей подруге. Но моментально вспомнила, кто она такая есть, аж передёрнуло — вот ещё! Лучше одна, чем терпеть её рядом дольше чётко рассчитанного, чтобы не ссориться, находясь при ней в обществе Ветра. Думать сейчас о Ветре и тем более о его половой тряпке (ха-ха, половой! Тряпке, которую он пользует для своих половых нужд! Тьфу, скоты!) было физически невозможно, тошно, а до сеанса оставалось ещё с полчаса, и я пошла пить пиво. Взяла сразу две порции, в сумме литр светлой бурды. Хотелось как-то размякнуть, но мысль о коньяке печень отвергла моментальной болью, и я не решилась.

Зрение поплыло, и мысли размягчившись, вяло истаяли в черепе, как мороженое в чашке. Пора было отправляться занимать свое место, и ждать чудес от синема, как в детстве… я, пользуясь полупустотой зала, уселась туда, где сама захотела, игнорируя номер на билете — на верхний ряд, посередине.

На экране мелькала какая-то любовь, потом и вовсе сопливый секс, и на меня накатило — я вспомнила вдруг, как в прошлом году, в расцвете наших садо-мазо отношений, мы с Ветром сидели вот так же, и даже здесь же, чёрт меня возьми! И такие же полупьяные, и не глядя на экран, нам было совершенно не до того. Было лето, он ласкал меня под юбкой, и я не пыталась его останавливать — не могла ему отказать. Меня дико возбуждала сама эта обстановка, не подходящая для секса. А он хитро улыбался не глядя на меня, пуская пальцы везде, где угодно, и я раздвигала ноги всё шире и шире, и кусала губы, чтоб не пищать, и он кусал губы, наверное, чтобы не вздыхать. Потом он повернулся ко мне, и сказал на ухо: