Я – Демон

Я полетел к Захарии. Он позаботился о своей новой игрушке, девчонка посетила лагерь бандитов, прибрала к рукам пару ножей, топорик, спички, консервы, бутылки воды, канистру бензина, и даже какие-то штаны и ботинки, в общем, массу нужных для своей непрочной жизни вещей. А потом он отвел ее к побережью в самом конце взлетной полосы. Там среди пальм прятался небольшой грот с ручейком внутри, этот ручей и проел здесь коралловую твердь. Конечно, девчонка не могла об этом знать, мы знали.

11

Уже три дня прошло. Три раза солнце выныривало из океана, раскаленным белым шаром повисало в пустом безоблачном небе. Три раза оно, разбрызгивая капли жара, багровой тушей валилось обратно в океан. Дела шли. Мою вещь бережно поместили в эллинг, на катере привезли инженера и рабочих, они занялись ремонтом. Моя вещь функционировала, она была жива.

Три дня я играл с человечками. Оказалось, это весело. Я смеялся. В первую ночь я играл с Сумати.

После ужина он выносил ведро с помоями. На улице в темноте, когда он уже вернулся к дверям кухни, сзади к нему подошел Иша:

– Отдай мой морчанг, Сумати.

Тот аж подпрыгнул на месте и уронил ведро. Обернувшись он замахал руками, будто хотел отогнать морок, лицо его побледнело и стало каким-то серым, пыльным, линялым. Он пытался сказать что-то, но не мог выговорить ничего членораздельного и лишь открывал, и закрывал рот, искривив губы. Иша протянул к нему руку:

– Отдай мой морчанг. Почему ты убил меня, Сумати? Разве я плохой?

Глаза мальчика, разделенные вертикальными полосками зрачков, светились оранжевым светом. Сумати бросился к двери хижины и начал толкать ее, стучать, колотиться в эту дверь. Он забыл, что она открывается наружу. Дверь распахнулась, оттуда вывалило четверо бандитов, они заорали:

– Что тут у тебя, чего колотишь, уррака перебрал?

Никого, кроме Сумати, на улице нет.

100

Утром пришел черед Ду Гоуданя, маленького тощего китайца из провинции Фуцзянь. Дома он входил в одну из банд «Змеиных голов», переправлял морем незаконных эмигрантов за родные рубежи. У него была молодая красивая жена, Сюин, он очень ее любил. Сюин думала, ее муж рыбак. Соседи нашептывали Ду Гоуданю, что жена ему изменяет. Может, они врали, а может, им так казалось; она улыбается хозяину утиной лавки, а продавец пирожков шаобин всегда дает ей один лишний, это все неспроста. Он бесился, изводил жену подозрениями, порой бил. А однажды он вернулся с моря и зарезал ее. Он бежал, бежал из Китая, бежал от себя. Но от себя убежать труднее, чем от полиции. Ду Гоудань не мог забыть свою Сюин.

Солнце только высунуло нос из-за резных верхушек пальм, китаец вышел из хижины, был его черед охранять пленников, а заодно принести им воды. Сдохнут, не дай бог, а люди – это деньги, девок можно продать в бордели, мужиков, что покрепче – в рабы, кого-то – на органы, люди – дорогой товар. Если товар пропадет, от босса достанется всем, церемонится он не будет, может и самого тебя продать, чтоб покрыть убыток. Он взял на складе две огромных бутыли воды, одну взвалил себе на спину, придерживая левой рукой, в правую попытался взять одновременно автомат за ремень и вторую бутыль. Не получилось. Бросил автомат на песок, стал двумя руками спускать с плеча тяжелую пластиковую баклагу.

– Тебе помочь? – за спиной прозвучал женский голос.

Ду Гоудань резко выпрямился, бутыль сорвалась со спины.

– Давай, ты возьмешь одну бутылку, а вторую мы понесем вместе.

Это была она, Сюин, в легком шелковом халатике, серебристом с большими красными розами, перетянутом узким пояском. Ее черные длинные волосы рассыпались по плечам. Она шла к нему босиком, песок поскрипывал под ногами. Она улыбалась. При каждом шаге халатик слегка распахивался, обнажая круглые коленки. В этом халатике, новом, купленном специально для него, она встретила его последний раз. Она ждала его, а он убил ее, наслушавшись змеиного шепота этих чертовых соседей, лучше бы он зарезал их. Ду Гоудань попятился, споткнулся о бутылку, рухнул на задницу и продолжал пятиться на четвереньках.

– Куда ты, Гоудань?

Как он любил слушать ее голос, звонкий как колокольчик, звенящий в праздник Чуньцзе. Но сейчас от этих звуков все внутри у него схлопывалось, сворачивалось в тугой узел, и развернуть, развязать его он был не в силах. Женщина наклонилась и подняла автомат:

– Возьми, Гоудань, это твое. Или тебе нужно это?

Она вытащила откуда-то, казалось, просто из воздуха нож гудао, кухонный топорик для рубки мяса, стальное широкое лезвие, деревянная рифленая ручка. Тот самый… Которым он убил ее. Лезвие было покрыто грязно-коричневыми пятнами. Запекшаяся кровь? Или ржавчина? Вдруг она швырнула и автомат, и нож к его ногам. Лицо ее исказилось, вытянулось лисьей мордой, она оскалила мелкие белые зубы.

– Хули цзин, ведьма! Сдохни! – закричал Ду Гоудань, в груди его лопнул горячий тугой узел.

Вскочив, он схватил автомат и длинной очередью практически перерезал пополам кинувшуюся на него женщину (?), лисицу (?). Тело упало, и его тут же поглотил песок, засосал как трясина.