Я была рядом

Следующие десять минут я рассказываю ей о регулярных сбоях в системе мобильной связи, особенно в Танамбо: «Я однажды получил сообщение из Австралии от совершенно незнакомого человека, такие вещи случаются». Она начинает мне верить, но все еще настаивает на том, что получить сообщение из Австралии не то же самое, что от меня. Я соглашаюсь и говорю: «Я не понимаю, что произошло, клянусь тебе, не понимаю. Это же надо было, чтобы какое-то дурацкое любовное сообщение попало именно в твой телефон и именно тогда, когда у нас и так любовных проблем выше крыши. Честное слово, как будто специально кто-то пошутил! Единственное, что я знаю точно, — это то, что отправитель не я. Поверь, ну прошу тебя, поверь мне. Это очень важно». И тут вдруг Алекс произносит слова, которые поражают меня до глубины души и в искренности которых я сомневаюсь до сих пор. Она говорит: «Знаешь, что причиняет мне самую страшную боль в этой истории? Вовсе не то, что ты мог отправить любовное сообщение другой, а то, что из всего тобой сказанного ясно: эти слова любви не могут быть адресованы мне». Алекс убила меня своей уязвимостью. В каком-то смысле именно из ее уязвимости растет мое чувство вины. Неужели из-за душевной хрупкости человека, которого любишь, надо терпеть такие страдания, если эта хрупкость оборачивается против тебя?

Короче говоря, она так до конца и не поверит в мои россказни про сообщение, но, изучив за долгие годы мой характер, не очень-то склонный ко лжи, даже несмотря на измену с певичкой, она не клеймит меня, а продолжает молча сомневаться наедине с собой. В конце концов конфликт с грехом пополам затихает. Наивность Алекс заставляет меня устыдиться, мне больно, но отступать поздно; я потенциальный монстр, я это прекрасно знаю и, однако, нахожу миллион оправданий своему монструозному поведению. На следующей неделе все сначала: Алекс звонит мне в офис и истерическим тоном, от которого мне становится даже жаль ее, говорит, что нашла среди уведомлений об истечении сроков платежа за школу какие-то неразборчивые и очень подозрительные каракули, выведенные, судя по всему, моей рукой. Алекс велит мне немедленно остановить рабочий процесс и мчаться домой, так как нам необходимо объясниться. Я без разговоров повинуюсь: снова мчусь на машине, снова оказываюсь перед дверью, снова пересекаю двор, снова захожу в гостиную, снова вижу ее на диване. Ее лицо искажено гневом, в руках лупа. Она протягивает мне бумажку, на которой я действительно узнаю свой почерк. Я тут же понимаю, что передо мной черновик письма Алисе, где я пишу примерно такие вещи: «Я не из тех парней, что соглашаются на любовь только потому, что им не хватает смелости сказать, „нет“», «Я бы хотел, чтобы она сама меня бросила, иначе это придется сделать мне», ну, в общем, ты понимаешь. Я точно помню, что в этом письме не раз фигурирует слово «развод». Я полный козел, что поделать! Это же надо было оставить черновик валяться где попало! «Читай!» — без лишних слов приказывает мне Алекс. Я решаю не падать в грязь лицом, а сначала хотя бы немного повозмущаться. Поэтому я отвечаю ей, изображая исключительную храбрость: «У меня тоже есть право на секреты, и я не должен оправдываться всякий раз, как ты этого потребуешь. Ты не имела права читать мои записи, а теперь не имеешь права требовать объяснений. Эти пометки касаются только меня». Она резко встает, бросает на меня убийственный взгляд, но я не теряю самообладания, чтобы в случае чего суметь отразить непредвиденный удар. Алекс оскорблена и стервенеет пуще прежнего: «Да как ты смеешь так со мной разговаривать! Читай, я тебе говорю! Читай! Сейчас же!» Из этой схватки Алекс выходит победительницей, я не в силах ей противостоять: я читаю письмо.