Я была рядом

В конце концов я ловлю такси и возвращаюсь домой к обеду. Представляю себе, каким я кажусь отцу и мачехе. Каким кажется любой, кто вернулся домой, проведя ночь с незнакомкой, и после этого еще уговаривает себя не влюбляться. На лице у таких людей отсутствующее выражение, но глаза светятся. Такие люди не чувствуют усталости после бессонной ночи, вопреки очевидным законам биологии. На вопросы они отвечают машинально, с лица у них не сходит загадочная улыбка. До таких людей невозможно достучаться, они как с луны свалились. В их теле легкость, в мыслях — лето, в сердце — счастье. И хотя мы прекрасно понимаем, что это счастье мимолетно, что нельзя построить жизнь на фундаменте легкости, пусть даже этой легкости будут тонны, мы все равно им завидуем. Во время обеда на телефон отца опять приходит эсэмэска: Алиса сообщает, что получила тридцать баллов, я спрашиваю у нее, хороший ли это результат, она отвечает, что это максимальный балл. Я горжусь, что переспал с отличницей, к тому же рад, что она не пропустила экзамен из-за меня. Более того, я, как суеверная старуха, вижу в ее успехе хороший знак: наверное, я приношу Алисе удачу. Она пишет, что хотела бы увидеть меня в самый последний раз до моего отлета, и спрашивает, смогу ли я уделить ей четверть часа, она бы подъехала на мотороллере в указанное мной место. Даже не знаю, что заставило меня ответить положительно: ее ли влюбленная настойчивость или моя природная склонность привязываться к людям, которая проявляется из-за ее влюбленной настойчивости. В общем, мы договариваемся о встрече, и я отдаю телефон отцу, пытаясь отогнать от себя чувство вины за предстоящий вечер, который семья снова проведет без меня.

После обеда я собираю чемоданы, выхожу из дому, как и накануне, добираюсь пешком до главной улицы. На этот раз у меня неприятное чувство: каникулы закончились и надо торопиться. Алиса ждет меня в том же сквере, но по-новому одетая, с мотороллером и без собаки. Мы улыбаемся друг другу, пытаясь скрыть грусть. В ее глазах больше нет той инстинктивной опаски, которая всегда присутствует между взрослыми незнакомыми людьми. В них лишь бесконечное доверие, благодарность, признание свободы и надежда на продолжение нашей истории. Я пытаюсь не замечать послания, которое шлет ее взгляд. Я разглядываю ее красную футболку, шаровары, тщетно пытаюсь припомнить родинки на ее теле, округлости ее бедер, вкус и цвет ее влагалища. Она снова кажется мне незнакомкой, иностранкой. Мы долго-долго прощаемся, желаем друг другу удачи, счастья — да-да, будь счастлива, — но никакого электронного адреса, никакого индекса, никакого названия улицы, никакого телефона, понятно тебе? Не знаю, в чем дело, но почему-то мое уверенное заявление о том, что я ее больше никогда не увижу, звучит как фальшивая нота. Мы разговариваем минут двадцать, мы почти не целуемся, зато все время обнимаем друг друга, а затем я должен уйти, взять чемоданы и отправиться в аэропорт. Нет, только никаких адресов и телефонов, нельзя, просто нельзя. Все было великолепно, но больше нельзя. Счастливо, удачи.

В аэропорт отец везет меня на мотоцикле, я сижу за ним, на мне шлем и сумка через плечо. Я наблюдаю, как мимо пролетает и исчезает в мягком закатном свете Романце. У меня ощущение, будто я покидаю место, где был в полной безопасности. Не припомню более грустного и ностальгического отъезда. Будущее омрачает лишь скорая встреча с Александриной: Париж на исходе лета, последние покупки перед возвращением в Танамбо, дети, другое солнце, другой мир — тяжелые мысли будто свинцовым обручем сдавливают голову. По мере приближения к аэропорту тоска в душе нарастает, но сознание проясняется, рациональное начало берет верх. По моему сердцу словно ползут серые тараканы, предвещающие депрессию и скуку, такую же, какую я испытывал ребенком перед возвращением в школу осенью. На ступеньках у входа в аэропорт отец прощается со мной, он несколько смущен и не знает, что сказать, ибо для советов еще слишком рано. Поэтому говорю я: «Я сделал то, что должен был сделать, и эта поездка на самом деле спасла мою жизнь, надеюсь, ты понимаешь, папа». Я обнимаю отца и вдруг понимаю, что двадцать семь лет назад он пережил то же самое, абсолютно то же самое. В моем возрасте он был выслан в Африку, женился и прожил с моей матерью столько же, сколько я прожил с Алекс, у него родилось двое детей, потом брак стал разваливаться, жена завела своего мобалийца, муж — свою итальянку. Да-да, клянусь тебе, это чистая правда. Ты находишь это забавным? Кстати, скажу тебе по секрету, недавно я отправил отцу такую эсэмэску: «Ты не находишь забавным то, что мы проживаем одну историю?» Знаешь, что он мне ответил? «Яблоко от яблони недалеко падает». Нормально?