Я была рядом

Итак, я называю ее Mon amour, она смотрит мне в глаза, я в последний раз целую ее, сжимаю в объятиях и говорю: «Иди, иди, тебе пора, не опаздывай на экзамен, не хочу, чтобы ты задерживалась из-за меня, иди же, не надо грустить, мы отлично провели время, это была прекрасная встреча, давай запомним ее, только, пожалуйста, не грусти, ты ведь знаешь, что между нами ничего не может быть, продолжение невозможно». Она отвечает: «Да, я знаю, не надо грустить, не будем портить это чудесное мгновение, ты прав, пора идти, прощай». Она произносит слова прощания, но не двигается с места, а продолжает смотреть мне в глаза, и ее взгляд говорит, что да, она понимает меня и готова смириться с обстоятельствами, но и восстать против них, потому что на свете все возможно, стоит только захотеть. Я опускаю взгляд. Из трусости или, наоборот, проявив силу воли. Я не понимаю, колеблюсь или, стиснув зубы, пытаюсь противостоять. Как бы то ни было, я не вижу другого выхода, кроме как уйти. Пожалуй, другого выхода и нет. Поэтому я оставляю Алису перед входом в учебный корпус и ухожу. И даже ни разу не оборачиваюсь. Я поворачиваю за угол, дохожу до широкого окружного бульвара, иду по тротуару прямо вперед; ура, я уже далеко от университета и с каждым шагом все больше удаляюсь; я больше никогда ее не увижу, тем лучше, я могу спокойно проанализировать то, что произошло, насладиться воспоминаниями, подумать о том, что делать дальше. В течение двух или трех минут я иду по тротуару, вокруг шумно, много народу, я в полном трансе, все мысли вдруг вылетели из головы, я иду, машинально переставляя ноги, компасом мне служит ласковое утреннее солнышко. Напрасно я пытаюсь сосредоточиться, воспоминания о прошедшей ночи, едва возникнув в голове, рассеиваются. Эта ночь словно повисла вне времени, она была незапланированной и поэтому пролетела, не оставив следа в памяти, лишь смутные очертания двух сплетенных тел в сумерках комнаты, еле уловимые черты лица девушки, ароматы, жесты, тени, вздохи, отдельные слова. Я иду, и постепенно меня охватывает чувство свободы и легкости. Я начинаю думать, что порой жизнь преподносит нам невероятные сюрпризы, которые не обязательно понимать, их надо просто принимать, ведь именно они заставляют вновь ощутить радость жизни. Я окончательно избавился от чувства вины и рад, что судьба подсказала мне правильное решение. Теперь я отомщен, паранойя по поводу Александрины и ее мобалийца отступила, я вновь существую. Я чувствую себя в безопасности, я верю, что жизнь повернулась ко мне своей светлой стороной, что этот мир любит меня, и вообще мне везет. Так я иду по тротуару еще две или три минуты, иду в никуда, иду просто вперед и вдруг слышу, что за мной кто-то бежит. Я оборачиваюсь. Это Алиса. Она убежала из университета, не дождавшись своей очереди возле экзаменационной аудитории. Она пробежала по тротуару двести метров, во вьетнамках и с тетрадкой в руках, раскраснелась, на висках капельки пота. Она бросается мне на шею, прямо как в фильмах. Только на этот раз это выглядит правдиво. Это выглядит правдиво, потому что она бросается мне на шею не в слезах и не с влюбленным видом, ничего подобного. Никаких скрипок, никакого замедления кадров, только реальность с шумами автомобилей, с шорохами шагов прохожих. Она правдива еще и потому, что в ее взгляде нет просьбы, а есть лишь нежелание покидать меня так скоро, лишь страх так стремительно меня потерять. Она вся предалась внезапному порыву, неудержимому импульсу, в котором сконцентрировалось что-то очень важное — не что иное, как любовь, искавшая для себя невербального выражения. Алиса ничего не сказала, правда, ни слова. Ее лицо было прямо над моим плечом, пока, сжимая в объятиях, я отрывал ее от земли. Она торопилась вернуться в университет на экзамен — она знала, что я считаю это единственно правильным поступком. И я действительно так считал и запрещал себе считать иначе, потому что слишком хорошо знал — по себе знал, — что такое пойти на все ради любви, кинуться в омут с головой, без рассуждений, без расчетов, несдержанно, неосторожно, неумно.