Я была первой

Я хотел, чтобы она позабыла случайных муж­чин, смотревших на нее походя или не смотрев­ших вовсе, приключения, оставлявшие горький привкус во рту, неприятные эпизоды, которые она прятала за маской стойкого маленького солдатика. Я видел ее такой хрупкой, такой беспомощной, ли­шенной точки опоры, вынужденной играть чужие роли, теряя в них себя, роли испуганной малень­кой девочки и искушенной развратницы, заикаю­щегося подмастерья и многоопытного бригадира. Я не хотел ничего в ней менять. Я хотел, чтобы она лучше узнала саму себя, обрела внутреннюю гар­монию, отбросила маски и страхи.

Я понял это с нашей самой первой встречи. Я ви­дел как она несется сломя голову, готовая отдаться первому встречному, лишь бы только он рассказал ей о ней самой, помог ей поверить в себя. Она жадно ис­кала того, чей нежный взгляд поможет ей воспроиз­вести себя заново. И этим взглядом оказался мой. Я готов был ей помочь. Моих сил хватило бы на двоих.

От этого и зародилась во мне неуемная страсть, порою заставлявшая терять над собой контроль.

Я хотел, чтобы она была совершенной, достой­ной себя самой, достойной нашей любви.

Мы решили больше не ездить в ресторан.

Мы отправились за покупками в ближайший городок, чтобы поужинать дома.

Ты готов был скупить целый магазин, и я смеялась над твоим зверским аппетитом. Ты попросил красного вина, и белого, и розового, и шампанского. Лосося, лаврака, морских языков, устриц, букцинумов, литорин, розовых и пильчатых креветок. Камамбера, реблошона, ливаро, канталя, шаурса, бри, грюйера, козьего сы­ра и овернского с плесенью[24]. Цикория, салата, шампи­ньонов, томатов, кабачков, брюссельской капусты, моркови, лука, чеснока и диких трав. Белого хлеба, чер­ного, развесного, хлеба с изюмом и хлеба с орехами…

– Когда мы успеем все это съесть? Нам же завтра уезжать!

– По крайней мере, будет из чего выбирать! У тебя будет выбор как в ресторане.

– Ты сумасшедший, абсолютно сумасшедший. Заднее сиденье уже буквально ломится от яств, а ты упорно продолжаешь нагружать корзины паште­тами, мясными консервами, свежими булочками, сме­таной, курятиной, дюжинами яиц. Я мысленно пред­ставляю что бы сказала моя мать с ее вечным бормотанием «расход-приход». Подобное расточи­тельство привело бы ее в бешенство. Она бы так уста­вилась на тебя своими черными глазами, что у тебя дыра образовалась бы на затылке.

Ты смотришь на мои часики и спрашиваешь:

– Это твои единственные часы?

– Да, и я очень ими довольна. Я с ними не расстаюсь.

– Я куплю тебе другие, красивые, ценные.

Я мотаю головой. Мне не нужны новые часы. Но ты не успокаиваешься, ты тянешь меня к витрине ювелирного магазина и приказываешь: «Выбирай, выбирай самые красивые часы, я хочу сделать тебе подарок». Я говорю: «Не надо, я не хочу, в этом нет необходимости ».

– Причем здесь необходимость? Речь идет о же­лании, о мечте.

– Но у меня нет желания покупать часы. Я не буду их носить.

– Даже если это будет мой подарок?

– Прошу тебя, оставь меня в покое. Я все равно их не надену.

И страх вновь сковывает, заполняет меня как рас­каленная лава. Я боюсь тебя. Ты ужасный людоед в семимильных сапогах и с огромным ножом за пазу­хой. Мне хочется бежать со всех ног. Я не могу ни есть, ни пить, даже смотреть на часы я теперь не могу спокойно.

Мы идем вниз по пешеходной улице, и мой взгляд падает на рекламу косметики в витрине апте­ки. На плакате изображен тональный крем, кото­рый увлажняет и питает кожу, замедляя ее старение и защищая от вредных примесей атмосферы. Мне как раз нужен крем, поскольку свой я забыла дома, но я решаю молчать, чтобы ты не скупил для меня целую аптеку. На какое-то мгновение я замедляю шаг, скольжу взглядом по плакату и быстро отвожу глаза, боясь, что…

– Выпьем кофе?

Я вздыхаю с чувством облегчения.

– Садись, я сейчас вернусь.

Ты пальцем указываешь мне на кафе. Я устраи­ваюсь за столиком.