Я был аргонавтом

На узком планшире, словно бы на диване, развалился юноша. Гиласа чуть постарше, но не больше семнадцати-восемнадцати лет. Вроде бы, обычный наглый юнец, в светло-синем хитоне, в сандалиях с какими-то ушами сзади. Наверное, мода такая.

Юнец, насмешливо поглядывая на нас с Аталантой, грыз яблоко.

Мы с воительницей взошли на «Арго» и слегка удивились — вся палуба завалена и заставлена корзинами с фруктами, мешками и бурдюками. Видимо, обещанные припасы в дорогу. Когда и успели? Но еще больше удивились, когда увидели, что вся троица дежурных лежит рядком, уложив головы на мешки и мирно спят. Гилас сопит тоненько, молча спит двоюродный брат Ясона, а Тифий так храпит, что содрогаются борта корабля. Странно.

Я не успел заметить, как юноша оказался рядом с нами. Кажется, только что сидел на планшире.

— Тебе нужно поспать, — сказал юнец таким тоном, словно был уверен, что я сейчас же брякнусь рядом с товарищами и упаду в объятия Морфея.

— А я пока не хочу, — отозвался я.

Парень удивленно захлопал ресницами и пристально посмотрел на меня светло-синими — под цвет хитона, глазами. А глаза-то знакомые, я их уже видел когда-то. Хм… Сегодня утром и видел.

— Никогда не встречал таких доспехов. Надеюсь, доспехи прочные? — поинтересовался юноша, стукнув меня ладонью по плечу. — Прочные? — повторил он, ударив уже кулаком.

А ведь бьет-то сильно, вон, аж плечо слегка занемело.

— Прочные доспехи, — отозвался я, отступая на пару шагов. — А как им не быть прочными, если их твой сынишка делал? И шлем он делал. Проверь, какой прочный.

Я быстро стащил с себя чешуйчатый головной убор, кинул его прямо в лицо наглеца и, воспользовавшись тем, что тот инстинктивно ухватил шлем обеими руками, от всей души врезал ему в челюсть.

Юнец отлетел в сторону, уронил шлем на палубу и в удивлении схватился за ушибленное место.

— Ах ты наглый смертный!

Не знаю, что случилось бы дальше, но между нами встала Аталанта. Закрыв спиной парня и, раскинув в стороны руки, девушка заявила:

— Саймон, если ты обидишь моего младшего брата, между нами все кончено. Он еще молодой и глупый, но он мой брат.

Кажется, обалдели мы оба.

— Артемида, разве я смогу обидеть твоего брата? — хмыкнул я, украдкой поглаживая кулак, отбитый о челюсть бога торговли и покровителя воров. — Гермес сам кого хочешь обидит.

— А ты, вздорный мальчишка, — обернулась богиня охоты в сторону брата. — Мог бы вести себя повежливее и не начинать разговор со ссоры. Если ты начнешь ссориться с моим другом — пока еще только с другом, я заставлю тебя вспомнить детство.

— Прости, сестричка, — повинился Гермес, уткнувшись ей в плечо. — Только не говори таким тоном. Когда ты так говоришь, я вспоминаю, как ты однажды надрала мне зад.

— Глупый маленький братец, — обняла богиня охоты своего непутевого братца. — Мог бы за это время слегка повзрослеть. А за поротую задницу ты меня тоже прости.

— Еще раз прости, — вздохнул Гермес. — Я рассердился, что какой-то смертный не спит, хотя и отдал ему приказ.

Решив, что не стоит присутствовать при встрече двух божественных родственников и уж тем более им мешать, я решил потихоньку свалить. Вот только, куда? Я уже пошел в сторону трапа, как был остановлен Гермесом:

— Саймон, я приношу тебе свои извинения. Предлагаю стать друзьями и скрепить дружбу рукопожатием.

Бог торговли стоял с протянутой рукой. А я, наученный горьким опытом, осторожно подошел к Гермесу и, протягивая ему свою руку, внимательно следил за поведением бога, ожидая какой-нибудь пакости, готовясь развернуться, если тот станет бить в живот.

— Ты чего? — удивленно спросил Гермес, осторожно пожимая мне руку.

Вместо меня ответила Аталанта-Артемида.

— Недавно Саймон поссорился с Лаэртом, — пояснила богиня охоты. — Вернее, муж твоей внучки принялся его оскорблять, а когда тот ответил, полез в драку. Драться им не позволили, потребовали примирения, а Лаэрт, пожимая руку, ударил Саймона в живот.

— И что дальше? — заинтересовался Гермес.

— Ну ты же знаешь, что на «Арго» плывет Асклепий, он поставил Лаэрта на ноги за один день, — улыбнулась богиня охоты.

— А почему муж моей внучки начал оскорблять Саймона?

— Лаэрту показалось, что Саймон похож на Сизифа, а как он относится к Сизифу, ты знаешь.

— А, тогда все ясно, — протянул Гермес. — Лаэрт глупец. Ему бы радоваться, что воспитывает мальчика, в котором сошлись две линии самых хитрых людей на свете, а все станут считать, что Одиссей — сын Лаэрта.

Вот те раз. Уж коли прадед, да еще и бог, уверен, что Одиссей на самом-то деле сын Сизифа, этому стоит верить. Лаэрту, разумеется, не стоит об этом знать. Отец ведь не тот, кто родил, а тот, кто вырастил.

— Саймон, я тебе хочу сказать, что мой младший брат — обманщик, а врун — еще похлеще тебя, но если он предлагает кому-то стать другом, то никогда не обманывает.

— Верю, моя богиня, — вздохнул я, взяв ладонь богини охоты и осторожно целуя ее.

— Саймон, что ты делаешь? — оторопела богиня. Кажется, в Древней Греции еще не принято целовать руку женщине. Да и в наше-то время, по правилам хорошего тона, положено целовать ручки только замужним дамам.