Мы шли рядом до тех пор, пока дорога не сужалась, и Мен Сё оказывался впереди, за ним следовала Миру, а я замыкала шествие. Если дорога снова расширялась, мы двигались рядом, плечо к плечу. Прогулки в их компании отличались от моих одиноких путешествий. Сначала я думала, что не смогу в деталях разглядывать город так, как когда гуляла в одиночестве, поскольку мы втроем станем больше обращать внимание друг на друга. Но оказалось – гуляя втроем, мы стали замечать втрое больше. Если один из нас указывал на что-нибудь и говорил: «Взгляните на это», другие тут же оборачивались, и мы трое становились единым целым. Эти детали я наверняка пропустила бы сама, если бы гуляла в одиночестве. Миру в основном обращала внимание на небо: темные облака, белые облака, сияющий закат, лунный серп в ночном небе, светящийся ореол вокруг луны в полночь, пролетающие в темноте птицы. Благодаря Миру я стала обращать внимание на облака, медленно плывущие в ночном небе. Я даже искала созвездия Кассиопеи и Андромеды по ковшу Большой Медведицы, как когда-то в детстве. Мен Сё чаще обращал внимание на людей. «Взгляните на них», – говорил он, и мы смотрели на усердно работающих, чтобы свести концы с концами, людей, на их раскрасневшиеся лица. Мы видели чью-то мать на кухне ресторана, которая аккуратно переворачивала на жаровне аппетитную золотисто-коричневую рыбу-саблю у входа на рыночную улицу. Мы видели чью-то согбенную почти до земли бабушку, каждый шаг занимал у нее целую минуту. И мы видели овощи, которые другая бабушка привезла в город для продажи, краснощеких детей, весело бегущих за скачущим мячиком и растущих буквально на глазах, пьяного мужчину, нетвердо стоящего на ногах, он привалился к опоре эстакады с сигаретой в зубах.
Мы играли в поиски упавших на землю вещей, а если находили погнутые указатели, то выпрямляли их. Стоило нам приметить какой-то непорядок, как мы со всех ног бросались исправлять ситуацию. Миру особенно увлеклась новой игрой. Впоследствии, если Миру замечала на улице какой-нибудь беспорядок, она с маниакальным упорством принималась все делать по-своему. Она расставляла на свои места мусорные баки, которые кто-то вытащил в переулок, и даже аккуратно пересадила цветы, которые кто-то специально высадил для украшения территории. Как-то раз, проходя мимо ларька с фруктами, она остановилась и начала ровными рядами укладывать яблоки. Но неожиданно появившийся владелец решил, что она вознамерилась украсть его яблоки, заметив, как быстро она спрятала в карманы свои обожженные руки. А у Мен Сё были свои любимые развлечения: например, влюбленная парочка прогуливалась, держась за руки, он втискивался между ними, чтобы они разжали руки. Поначалу мы с Миру пытались остановить его, но позже нам понравилась его забава, и мы издалека с удовольствием наблюдали за ним и считали, сколько влюбленных парочек ему удастся разъединить. Порой мы вытворяли все эти глупые и безрассудные вещи, чтобы справиться с беспокойством и одиночеством. А позже, прогуливаясь по городу и замечая впереди влюбленную парочку, мы с Миру предвкушали, как Мен Сё их разъединит. Если ему удавалось добиться своей цели, он показывал нам пальцами знак V, и мы радостно улыбались друг другу. Но не проходило и нескольких минут, как он говорил: «Вы только взгляните на это». Тогда мы замечали, что влюбленные, которых он только что разъединил, еще теснее прижались друг к другу или еще крепче взялись за руки.
То, чем мы занимались, гуляя втроем, не давало мне покоя и в одиночестве. Дома я выглядывала из окна и, любуясь мерцанием звезд в чистом голубом небе, говорила сама себе: «Только взгляни на это!» Так мне казалось, что Мен Сё и Миру смотрят на звезды вместе со мной. «Это Млечный Путь?» – спрашивала я себя, а затем пыталась вслух произнести имя Миру. Каждый раз, когда я видела, как краснолицый продавец маньтоу[10] у входа в мой дом открывает большую чугунную крышку своего чана и достает свежую булочку, я вспоминала Мен Сё. Он наверняка указал бы на этого человека и сказал бы: «Вы только взгляните на него!»
На улицах города мы потешались над вещами, в которых, казалось, не было ничего особенного. Мы веселились, но внезапно наше настроение менялось и смех постепенно стихал. Но я никогда так сильно не смеялась в этом городе. Интересно, это нормально, когда человек так много смеется? Порой этот вопрос, словно вода, просачивался в мои мысли. Все лето и большую часть осени Миру каждый день надевала свою цветастую юбку. Я никогда не видела ее в другой одежде. На улице, как и в университете, эта юбка выглядела чем-то чужеродным. И даже когда я хохотала от души, стоило мне случайно взглянуть на эту юбку, как меня тут же наполняло странное беспокойство и мой смех утихал.