Я - богиня по вызову

— Мой сладкий пирожочек, я забыл поцеловать тебя на прощание! — послышался знакомый голос, а на пороге стоял огромный волк. Список: «Я тебе припомню» вырос еще на несколько пунктов.

— А что это тут у нас? — заметил волк, облизываясь на дровосеков. — Два дровосека! Какая пр-р-р-релесть! И давно вы др-р-ровосеки?

Хищный оскал волка был слегка похож на улыбку, а дровосеки слегка занервничали, растеряв свой пыл.

— Отвечать, иначе в дупло получите! — ласково облизнулся волк, поглядывая на основную ударную силу бабки. Я отчетливо видела, как он движется в их сторону.

— Ты нам ничего не сделаешь! — заявил один из дровосеков, болтаясь в воздухе и пытаясь замахнуться топором.

— Слышишь, сучок, я тебе сейчас листики обор-р-рву, — очень проникновенно заметил один блохастый романтик с большой дороги, переводя взгляд на старые сапоги почетного работника ножа и топора. — И корешки отор-р-рву!

— Это же… — задохнулся один из дровосеков, бледнея и начиная трястись. — Нет, нет…

— Я по запаху чувствую, что догадался, — оскалился улыбкой волк, потянув воздух. Он поднял морду и завыл так, что у меня по коже пробежали мурашки, столпившись где — то в районе вечного ледника, прикрытого цветными трусами.

— Не убивай нас. — зашелся в истерике второй дровосек, роняя из трясущихся рук топор, и

падая на колени. — Прошу тебя. Ты же не убьешь нас? Ты же не за нами пришел?

— Мой сладкий пирожочек, — послышался голос. — Отвер-р-рнись. Или глазки р-р-ручками пр-р-рикрой…

— Нет-нет-нет, — икали дровосеки, крепко обнимая друг друга. Кот снова грохнулся с бабки, делая вид, что сдох сам.

— Отвер-р-рнись! — рявкнул на меня волк, а я послушно закрыла глаза руками. Через мгновенье все стихло. Дровосеков нигде не было. Не было ни крови, ни обрывков одежды. Одни лишь топоры намекали на то, что здесь только что стояли в обнимку для мужика.

— Убери его! — завизжала бабка, испуганно пятясь.

— Это было последнее желание? Я пр-р-равильно р-р-расслышал? — послышался голос волка, а бабка побледнела, пытаясь объяснить, что таки нет!

— Уходи, — вздохнула я, а волк оскалился улыбкой и растворился в ночи. Над головой бабки появились песочные часы, а вниз летела последняя песчинка.

— Нет, нет, нет, госпожа Смерть! — завыла бабка, падая на колени. — О, великая Богиня Смерти! Я пошутила! Я не загадывала последнее желание! Вы же не заберете меня? Мне еще рано умирать! Смилостивьтесь!

— Нет, нет, нет, госпожа Смерть! — завыла бабка, падая на колени. — О, великая Богиня Смерти! Я пошутила! Я не загадывала последнее желание! Вы же не заберете меня? Мне еще рано умирать! Смилостивьтесь!

Я протянула к ней руку, чувствуя, как все вокруг растворяется, а я оказываюсь в своем храме.

— Я же говорил брать с собой косу, — заметило зеркало, а маленький светлячок, орущий, что он слишком молод, влетел в зеркало и исчез. — Чтобы от местных отбиваться. Я же предупреждал, что без косы лучше не выходить! Предупреждал!

Что-то я не понимаю! Что это за оптимистичные настроения у местного населения? Откуда это неистребимое жизнелюбие? Я подошла вплотную к зеркалу, схватив его за раму.

— Так! Свет мой зеркальце, скажи, — начала я, а потом посмотрела на себя и ужаснулась рваному капюшончику и прическе «утро в деревне». — Да в штаны не наложи! Вот с какого это гадства люди смерти не бояться? А?

Зеркало посмотрело на меня светящимися глазами, пока я внимательно изучала прыщ на подбородке. Ничего-ничего, сейчас мы его ликвидируем.

— Только не в меня! — возмутилось зеркало, когда я занялась косметической процедурой.

— Вот зря ты так! Я еще как-нибудь сонной в тебя посмотрю! И с перепоя! — пообещала я слабонервному зеркалу, светящиеся глаза которого расширились от ужаса. — И с потекшим макияжем! Так, давай, переноси меня в бабкин дом. Мне там кое-какие вещички забрать нужно!

Через полчаса я стирала в лоханке свою рабочую одежду и единственное белье в цветочек, сплевывая волосы и кряхтя. Прямо перед зеркалом тянулась веревочка, на которой висели деревянные прищепки.

Зеркало помутнело, пошло черной и зловещей дымкой, глаза померкли, а я увидела буквы, проступающие на зеркальной глади. Я прищурилась, пытаясь прочитать мелкий шрифт.

— Уже бегу за лупой! — скомандовала я, пытаясь разобрать слова.

— Я знаю рысцу, аллюр, галоп, но этот новый вид бега вызывает у меня больше вопросов, чем ответов, — озадаченно заметило зеркало, пока я вчитывалась в то, на что подвязалась.

— Договор между людьми и богиней смерти, — прошелестела я губами, а бровь поползла наверх. — Пункт первый. С этого момента люди перестают умирать сами по себе. Пункт второй. Каждый рожденный знает дату своей смерти. Пункт третий. Для того, чтобы человек умер смерть должна прийти к нему лично в день смерти. Каждый имеет право загадать последнее желание, и смерть обязуется его выполнить. Если смерти не удается выполнить последнее желание, то человеку назначается новая дата смерти. Пункт четвертый. Смерть не имеет права прятаться под покровом. Отныне она видима для всех.

Я прочитала эти пункты, прикидывая, где же этот юрист-самоуродок, который составлял этот договор.