Я беременна, профессор!

Я сверкнула глазами в сторону Люды, и та замолчала, хотя явно собиралась сказать что-то еще.

– Не заставляй меня пожалеть о том, что я попросила у вас помощи.

– Он что – тебя бьет? – тихо спросила Таня, помогая мне укладывать распашонки и костюмчики.

– Кто? – не сразу поняла я.

– Веник, конечно!

Это было настолько абсурдным, что я рассмеялась. Правда, вышло нервно и надрывно. Девочки посмотрели на меня с явно читавшимся на их лицах удивлением, но больше говорить ничего не стали.

– Нет, он меня не бьет, конечно. Просто мы… немного не сошлись во взглядах.

Все это время, когда паковала сумки, меня не покидало чувство, что вот-вот муж вернется домой и весь мой план (который я состряпала буквально на коленке), полетит к чертям.

– Даш… а может, это просто послеродовая депрессия? Гормоны там, например? – осторожно поинтересовалась Люда.

Я помотала головой. Уж лучше бы депрессия.

– Нет. И мне сейчас будет очень важно знать, что пока я сама не решу сказать Альберту, где мы с детьми находимся, вы будете молчать, как рыбы!

– В этом можешь не сомневаться, – вздохнула Таня.

Люда, после некоторых колебаний, тоже кивнула, подтверждая данное слово.

Вот и отлично. Пока я просто хотела побыть наедине с собой и детьми подальше от всего, что обрушивалось на меня в последнее время с завидной регулярностью. А дальше будет видно.

Решено было остановиться у Таниной тети, которая весьма удачно уехала на несколько дней из города. У нее была небольшая, но уютная квартира в пригороде, куда нас с детьми и заселила Таня.

– Сейчас в магазин с Людой сходим, а то тут шаром покати, – покачала головой подруга. – Располагайся, можешь пользоваться всеми спальнями.

«Всех» спален оказалось две, но нам с детьми хватило бы и одной. Девочки ушли, а я, сняв с сына и дочери костюмчики и уложив их на диване, села в кресло и потерла лицо ладонями. Меня грыз червячок сомнения в том, что поступила правильно, когда сбежала. Но при взгляде на Гошу, я убеждала себя, что сделала верный выбор. Не хочу, чтобы он был объектом для исследований! Не хочу и точка! Даже если биологически я ему никакая не мать.

«Мы с детьми ненадолго уехали. Я сама тебе позвоню через несколько дней», – написала я мужу сообщение. Но отправила не сразу – после нескольких минут раздумий. А когда все же нажала кнопку и убедилась, что Альберт получил послание, сделала то, чего так хотелось.

Просто отключила телефон.

«Мы с детьми ненадолго уехали. Я сама позвоню тебе через несколько дней».

Я тупо смотрел на эти строчки. Показалось, что кто-то вдруг окатил меня холодной водой. А потом ударил под дых, лишая способности дышать.

Я же все прекрасно понимал. Она не уехала ненадолго. Она сбежала, самым натуральным образом, сбежала от меня, если называть вещи своими именами. Сбежала от того, на кого смотрела вчера, как на чудовище.

Я с огромным трудом довел до конца лекцию. Двигаясь, как деревянный, сел в машину. Прячась в нахлынувшее на меня отупение, лениво полз в вечерней пробке к дому.

А потом вдруг появилась злость. Неверие. Потребность немедленно оказаться дома и увидеть, что она действительно ушла. Я гнал по городу какими-то переулками, потом, зло впиваясь от бессилия в руль, медленно тащился по запруженной трассе. А оказавшись наконец у дома, бросил машину, даже не заглушив мотор, и буквально побежал ко входу.

Распахнул дверь, прислушиваясь к невыносимой тишине. Вглядывался в удушающую темноту. И безжизненность дома была лучшим свидетелем того, что Даши здесь нет. И детей – тоже.

Нет всех тех, ради кого я жил. Без кого все теряло смысл.

Заставив себя вернуться к машине, я загнал ее в гараж и снова пошел в дом. Без сил опустился в кресло. И сколько вот так, бессмысленно, смотрел в стену – не мог бы сказать. Очнулся я только тогда, когда шлюшка Молли потерлась о мою ногу. А затем, положив лапы мне на колени, взглянула с сочувствием.

В горле образовался ком. Взяв кошку на руки, я погладил ее по короткой шерстке. Она покорно сидела у меня на коленях, готовая, кажется, разделить мою боль.

И тогда я сказал то единственное, что вертелось сейчас в голове:

– Это конец, Молли. Это конец.

Кошка уткнулась головой мне в шею и я безотчетно прошептал в никуда:

– Я не заслужил тебя, Даша. Но я тебя любил. Я действительно тебя любил.

Как уснул в ту ночь – я не помнил. Зато пробуждение наутро было резким и ярким.

Кто-то громко колотил в дверь. Так требовательно, что, казалось, сейчас выбьет ее с петель к чертовой матери.

Распахнув глаза, я обнаружил себя все еще сидящим в кресле. Молли по-прежнему находилась у меня на коленях и теперь тревожно прислушивалась к производимому кем-то дикому шуму.

На миг мелькнула слабая надежда, что вернулась Даша. И тут же была отброшена пониманием, что у жены есть ключи и ей не было никакой нужды стучать.

Опустив кошку на пол, я пошел открывать. Распахнув дверь, обнаружил на пороге (ну конечно же) Ольшанского.

– В чем дело? – спросил вяло, глядя в его лицо, на котором облегчение сменилось яростью.

– В чем дело?! – воскликнул он. – Бл*дь, Поклонский, я тебя убью сейчас!