Я

А через месяц он ужаснётся, увидев фотографию своего друга на жёлтой странице бульварной местной газеты рядом с заголовком "Ещё один самоубийца...". Удивятся его потомки, не зная ничего о связях предка, когда прочтут в модном журнале статью неизвестного историка, нашедшего в одном из архивов Сицилии посмертное письмо некого Джаони, в котором были следующие строчки: "...Я боялся, что не найду выхода. Я его не нашёл... Я боялся того, что могло бы быть...". Проглотят и выплюнут через несколько дней книгу о печальном самоубийце потомки потомков сицилийца, который являлся приятелем того самого самоубийцы... А их сердца через глубину космоса, уцепившись одним сосудом за время, а другим за бесконечность, бьются с необычайной частотой, не успевая за криком страха до боли воспалённого разума. Это ли выход? Страх перед страхом - грех в грехе...

Старик был стариком, как торговец, он был торговцем и человеком с грызущими его страхами. Но была ещё и табличка, которая нуждалась в том, чтобы её перекрасили. С этой целью Левенгук пришёл в лавочку так рано. Когда он ещё находился в пути, его посещали мысли о положительном значении такого обновления.

Антони перекрасил табличку за десять минут. Он делал это старательно, вкладывая в процесс что-то ощущаемое, но незримое, переполняющее его и итог работы был отличным: жёлтые буквы на тёмно-коричневой дощечке стали белыми, а вместе с ними как будто бы обновилась и часть души. "С жизнь будет намного сложнее, - подумал Левенгук, любуясь вновь повешенным на стену символом".

Антони читал что-то, когда в лавочку вошёл Лариоти.

- Здравствуйте, Лариоти! - сказал Левенгук с небольшим недовольством. Ответа не последовало. Старик стоял, как вкопанный и жадно поглощал глазами знаменитую табличку. Антони задрал голову вверх по направлению дощечки:

- Я перекрасил её. Она уже стала своего рода моим амулетом.

- Да, я вижу. Красиво, безумно красиво... - сказал, морщась Лариоти.

- Ну вот, чтобы это было слишком красиво, это уж простите... А что касается содержания, то это ваша заслуга. После того как я впервые посетил лавочку, я долго потом не мог выкинуть её из головы. А перед моими глазами так и представала вот эта надпись на табличке: "Здесь есть всё, что нужно". Наверное, она то и помогла мне решиться... В конце концов, как бы я сейчас обошёлся без неё? - говорил молодой торговец, внимательно изучая высохшее лицо Лариоти, который не мог оторваться от символа. Левенгук обнаружил напряжение, так и вырывающееся через рот. Были сомкнуты уста Антони, были сомкнуты уста старца, у последнего, чтобы не выпустить на волю нечто подобное электричеству, что обладало невероятным напряжением, отчего его губы дрожали. Весь вид старца говорил о том, что какое-то сильное чувство переживает он в этот момент. "Что его так взволновало?", - подумал Антони, на секунду закрыв глаза. Он попытался угадать, о чём думает Лариоти, но в голову приходили одни пошлые мысли, которые итальянец сразу же отрицал. Напряжение и внутренняя занятость Лариоти вскоре надоели Левенгуку, потом они стали раздражать, а через некоторое время и наводить ужас на него. Антони сказал внезапно самому себе: "Господи, что же это? Он сумасшедший? Псих? - спросил сам себя торговец - О, Дева Мария, не дай же мне сделаться таким под старость, а не то однонаправленный взгляд и память убьют мою душу". Ему вдруг сделалось нехорошо, стало душно, давление поднялось, будто бы Лариоти схватил его за шею своими руками и стал душить с криком: "Как смеешь ты обвинять меня в ненормальности? Не я ненормальный - жизнь ненормальна!". Захотелось быстро покинуть комнату, вырваться за пределы этого ада, разлиться Амазонкой в объятиях Софии... Но чтобы забыть о боли и страхе, Антони спросил старца:

- Вы придумали её?

- Что? - словно проснувшись, спросил Лариоти.

- Надпись.

- Да, - сухо ответил старик - Здесь действительно когда-то было всё...

- А откуда тут эта мебель? - Левенгук указал рукой на старый шкаф Ведь это же ещё купеческая мебель?

- Я купил по дешёвке её у одного умалишенного купца, которому срочно были нужны деньги.