Я

Зверь-сирена попыталась зрительно найти то место, где череп, ударившись о водную гладь, разлетелся на куски.

- Это же я... - шёпотом сказала девушка, ступая в воду. Но тут же мощнейший разряд трезвости поразил её. Сирене открылась тайна...

- Я знаю время, я знаю себя во времени... - судорожно проговорила муза скал...

3

Греки заткнули уши. Одиссей был привязан к палубе. Корабль плыл. Капитан жалкой чайкой вглядывался в волны. "О, боги! Не дайте же закончиться всему вот так... Я ещё не получил всех ответов...", - внутри себя разрывал целлофановые стены Одиссей.

Капитан жил эти минуты в полном молчании. Он ждал той самой минуты, когда дьявольская песня наполнит его сознание. Но этого не происходило... Вот корабль подошёл совсем близко к берегу - Одиссей затаил дыхание... Грек краем уха услышал женский плач. На берегу, прижавшись к камню-твердыне, стояла рыдающая девушка. Она стояла спиной к Одиссею, и он не видел её лица. Пространство разразил её резкий пронзительный крик: " Я ли это?..".

" Жертва?", - подумал Одиссей и вдруг перед его глазами предстал слепец, печатающий что-то на печатной машинке. Капитан забыл о существовании девушки.

- Ты знаешь, кто я? - спросил слепец, перестав печатать.

- Да... - убийственно тихо сказал Одиссей.

- Я знаю, то, что ты пытаешься найти. - Потирая глаза, проговорил слепец. - Это нелегко - знать всё это... Это вся Вселенная в тебе...

- Я готов...

- Знаю... Готов ли я дать это?

Слепец замолк. Капитан жадно поглощал взором его портрет. Черепаший панцирь выстукивал о палубу связанные звуки: "Тук - тук! Ну, погодите, убийцы! Вам не постичь меня...". Слепец стукнул кулаком по столу:

- Я решил!

...Одиссея втянула в свои витки спираль. Он видел Пенелопу, великого Магеллана, плеть и сжавшегося человека под ней, внушающего благоговение, и многое другое. "...Всё это - это я..." Всё сразу, вместе крутилось перед его глазами и в нём... Спираль закручивалась всё дальше. Вскоре Одиссей перестал понимать и разбирать всё то, что видел. Картинки быстрыми лошадьми проскакивали перед ним... Распухшая голова разболелась. Капитан был более не в силах выносить этого. Он потерял сознание...

Гелиос расстреливал планету светом. "Жара! Ужас! Проклятие!..", воскликнул бы слепой творец Гомер, оказавшись в эту минуту на палубе деревянного корабля... Чтобы он сказал, спросил, встретившись лицом к лицу со своим героем? Неужели он бы молчал?

Одиссея развязали. Грек постепенно начал приходить в себя. А пока он ещё мельчайшей своей частичкой находился в том самом трезвом вселенском опьянении, он безостановочно повторял: "Вселенная - я ли это?..".

"Я ли это?..".

Линзы торговца

1

Торговец Антони ван Левенгук сидел в своей замызганной лавочке в этот день. Лавочка не могла похвастаться большими размерами - она была маленькой и неуютной, но такого помещения вполне хватало для гармонического продвижения торгового дела. Единственное, что радовало глаз при входе в лавочную брюшную полость - это хорошо отполированная старинная купеческая мебель, пропахшая ароматными французскими винами и взятая Левенгуком в аренду у старика Лариоти вместе с помещением. Над деревянным прилавком висела табличка с пожелтевшими от табачного дыма буквами: "Здесь есть всё, что нужно". Буквально все посетители Антони первым делом разглядывали её, а уже потом, улыбнувшись, и всё то нужное, что предлагал торговец. Табличка стала своего рода несознательным символом этого места и неотъемлемой частью впечатления посетителей. Странно, но когда тут ещё хозяйничал Лариоти, она не обладала столь притягательной силой. Старик был трудолюбив, упорен, добр с посетителями, но тогда табличка не бросалась в глаза - простой деревяшкой из неблагородного дерева висела она на стене. Ничто в ней не смело в тот час сказать заветные слова, начертанные рукой замкнутого в себе итальянца. Может это из-за страха перед жизнью, который за шестьдесят пять лет, пропитал сердце, а через него и разум, настолько, что повсюду мерещилась безвыходность и хаос. Но можно ли винить его в этом? В конце концов, у всех нас есть грехи, даже столь ужасные. Мы плаваем в грехах, иногда захлебываясь и кашляя, иногда утопая, плескаясь в озере страха перед ними. "Наша Жизнь столь безобразна! Ещё безобразнее, чем мы сами... - сказал однажды один сицилиец другому.

Да... - ответил второй - Да...

Но что же делать? Неужели ничего нельзя изменить? Неужели всё человечество обречено на вымирание?.. - спросил первый сицилиец.

Да... - с горечью сказал его собеседник - Что делать? Я не знаю...

Боюсь, я тоже... - тихо промолвил итальянец, пожимая руку приятелю и прощаясь с ним - Но не может же быть вот так просто: чтобы всё уже было запланировано заранее и чтобы ничего нельзя было изменить...

Да, наверное, может... - ответил тогда неразговорчивый приятель.