Я-1

Почему я не знал московского метрополитена раньше? Да потому что очень авторитарные у меня были родственнички, слишком постепенно отпускавшие меня во всё более и более дальние плавания. Это же, в свою очередь, было так потому, что все они, за исключением моей преставившейся в ноябре бабушки, были весьма слабыми людьми. Может быть и не физически, но по мозгам-то уж точно. Во всяком случае, крайне несамостоятельными, вечно прячущимися за бабушку богобоязненными тварями. Невдомёк им было, что когда она, бабушка, нагоняла на них божий страх, она совершала сие лишь для того, чтобы сами плавать учились. Но нет, не научились они. Короче, слабаки. А слабаки — всегда домашние тираны, и тут неважно, кто мужчина, а кто девочка. Кому это важно, тот пускай хуй себе пососёт, чтобы уж окончательно преисполниться важности.

Когда меня заёбывало ездить в метро просто так, почитывая книжечки — Маркеса там, Ремарка злоебучего ли, а то и вовсе рукописи кого-либо из «снегирей» к предстоящей, блядь, его, одного из «снегирей», творческой мастерской, я начинал преследовать интересных мне женщин. Естественно, без какой бы то ни было задней мысли.

За одной охрененной, на мой пятнадцатилетний взгляд, плюс-минус тридцатилетней блондинкой в длинном красном пальто я волочился часа полтора.

Она вошла на «Тёплом стане», уселась прямо напротив меня и стала читать книжку, время от времени строя сама себе всевозможные то смешные, то деловитые гримаски, будто улыбаясь тем мыслям и ассоциациям, которые вызывал у неё данный текст. Ещё у неё были очень красивой формы очки в очень красивой оправе, и её ехидные глазки выглядели за стёклами, вероятно, привлекательнее, чем были на самом деле. И ещё губы у неё были тонкие, и помада была неяркая, но охуенная, то бишь ей очень к лицу.

На «Октябрьской» мы с ней перешли на кольцо. Далее она уже не читала и задумчиво глядела перед собой. На «Павелецкой» она перешла на Замоскворецкую линию, и мы поехали с ней до «Красногвардейской». На Замоскворецкой она снова принялась за чтение. Названия книги я не помню. Тогда оно ни о чём мне не говорило. Возможно, она читала Джойса или Фрейда, а то и Кафку или Довлатова, но я их тогда ещё не читал. Впрочем, ни Довлатов, ни Джойс тогда еще не были опубликованы.

Когда на «Красногвардейской» я понял, что она приехала, я отстал от неё. Далее мне уже было неинтересно.

Всю дорогу мне нравилось то, что она не замечает меня. Я, пятнадцатилетний безвкусно одетый мудила, мог не беспокоиться вовсе. Даже если бы она посмотрела на меня в упор, она бы меня не заметила.

Мне нравилось, что она не чувствует опасности, действительно не грозящей ей, но лишь потому, что если бы я нашёл способ её изнасиловать ((8-b) Я хочу только одного: никаких ограничений в творчестве! Никаких! Ни для себя, ни для кого бы то ни было! Существует легенда, согласно которой, господин Микеланджело своими руками убил некоего юношу, чтобы потом писать с жизненно необходимой ему натуры. Лично я далёк от этого, но вы меня хоть убейте, — я не вижу в том ничего дурного!..

For mudak’s only!!! Я не оправдываю убийство! Я оправдываю Творчество!) — это, на мой же взгляд, едва ли смогло бы гармонично сосуществовать в моей душе с моей же любовью к Миле.

59

Уже несколько лет все мы сидим…

Яна Аксёнова сидит в «термен-центре». Пишет интернет-оперу о Святом Граале. По заказу каких-то ёбнутых в самом неинтересном смысле немцев. Анимационную её часть. В ноябре даже взяла на несколько дней у А компьютерную игрушку на диске по соответствующей теме.