Я-1

Есть среди них и такой. Всё-таки насколько нас всех действительно занимает то, что мы говорим или делаем? Насколько серьёзно? Насколько всерьёз нас интересует наша жизнь? Не то, чтобы там реальная жизнь, как противовес нашим воздушным замкам, как якорь и он же балласт, увлекающий наши воздушные замки в пучину, блядь, повседневности, а жизнь вообще со всеми замкАми во совокупе?

Я, честно признаться, не знаю. Всё чаще и чаще мне кажется, что наш мир — это сплошной заговор. Всё — заведомая ложь, выстроенная идеально и на всех уровнях. И придумана она такими же обломанными по жизни уродами, как и я. Оттого так и идеальна она! Оттого и идеальна, что придумана обломанными. Оттого так и лжива, что придумана уродами. Да и им самим едва ли стало от этого лучше. Разве что, скоротали время. Жизнь — хуйня и ошибка Природы, а иной жизни нет. Уж они-то знали это наверняка. Оттого и придумали Царство Божье.

Обо всём этом ещё летом я и хотел написать роман трогательный и назвать его «Ложь». Но вместо этого написал какой-то трактат о Небе ЕбАном. А потом прочитал его, понял, что он — говно, и начал то, что и сейчас продолжаю.

В школе, точнее в литературной студии «Снегирь» Ольга Владимировна (надо бы ей позвонить, кстати!) Шведова преподавала мне как-то Лермонтова и планомерно подводила меня к раскрытию эстетического идеала автора и к восприятию основных вопросов, его волновавших. Когда с грехом пополам мне удавалось их вычленить, она просила попытаться найти на них ответ в тексте. Когда я садился в лужу, она говорила, что ответ в самой постановке проблемы. Проблема, мол, и есть ответ на вопрос. Вопрос — он же и есть ответ. Короче, всё без мазы.

Тогда мне это будоражило мозг. Теперь я не совсем понимаю, зачем же Лермонтов, бедная крошка, всю свою недолгую жизнь проблемы всем создавал. О себе, конечно, он тоже не забывал, но тут уж хозяин — барин.

57

НЕБО И ЗВЁЗДЫ

Чисто вечернее небо,
Ясны далёкие звёзды,
Ясны, как счастье ребёнка;
О! для чего мне нельзя и подумать:
Звёзды, вы ясны, как счастье моё!
Чем ты несчастлив? —
Скажут мне люди.
Тем я несчастлив,
Добрые люди, что звёзды и небо —
Звёзды и небо! — а я человек!..
Люди друг к другу
Зависть питают;
Я же, напротив,
Только завидую звёздам прекрасным,
Только их место занять бы желал.

Это сихотворение Михаил Лермонтов написал если не в шестнадцать, в семнадцать лет… В 1831 году.

Лермонтов М.

Избранные сочинения/Ред. кол.: Беленький Г., Николаев П. и др.; Сост., вступ. статья и примеч. В. Коровина. — М.: Худож. лит., 1987. - 623 с. — (Б-ка учителя). — С. - 73.

58

Приблизительно к восьмому-девятому классу я врубился, что если пропускать школу пару-тройку раз в неделю, то этого никто не заметит. При условии, если, конечно, нет незакрытых «двоек». И сию верную догадку я и востребовать стал. Тут-то мне и помогало метро…

Оказалось, что если ровно в 8.30, в момент звонка на первый урок, входить не в класс, а в метро (в данном случае, на «Пушкинской»), а выходить в 13.15 с той же «Тверской», называемой тогда «Горьковской» (кстати, не понимаю, блядь, чем демократам Горький не угодил. Чем — Жданов, понимаю, а чем Горький — что-то никак не врублюсь), то тебя практически невозможно схватить за жопу.

Чего я только ни делал в этом ебучем метро! Жаль курить тогда не курил, а то бы и это не преминул в неположенном месте.

Возникает вопрос, а что же, блядь, конкретно лирический герой делал в метро. А вот что. Я его, блядь, исследовал, что, кстати, мне потом очень пригодилось. Ведь одно дело исследовать схему, вцепившись пальцАми в бумажку, но совсем иное — ездить по ней. И, таким образом, прогулки за три-четыре я изъездил весь московский метрополитен. Единственным моим упущением стала Филёвская линия, хоть она-то и оказалась впоследствии самой прикольной.