И звуки, и краски

— Вылазь, я сказал! Машина сломалась. Не поеду!

Денко нащупал в кармане диктофон, нажал кнопку записи.

— В чем дело, равный?

Брызжа слюной водитель взвизгнул:

— А куда я… твою бумагу дену?… вытирать? Так мне уже хватит! — орал он, потрясая нагрудной сумкой. Запустив туда руку он вытащил горсть разноцветных талонов:

— Вот! Вот сколько!

— Вы читать умеете, равный? — холодно спросил Денко.—

Тут в углу написано: «Подлежат обмену…»

И видя, что водитель задохнулся от ярости, столь же спокойно выдал главный козырь, то, ради чего и затевался весь этот спектакль:

— Если вы не исполните свой долг, равный, я сорву выступление на митинге во славу Режима…

Водитель наконец перевел дух.

— Да я… на твой Режим… — подвальная ты крыса!

Водителя понесло. Он наговорил столько, что хватило бы на

троих. Выждав с улыбкой тираду, Денко лениво вытащил диктофон с горящим глазком записи. Выключив его на глазах водителя, вновь засунул его в карман. «Езжай во Дворец», — устало попросил Денко.

— Дети-то есть? — поинтересовался он, когда миновали огромный обелиск Славы Режима.

— Двое, — тихо ответил водитель.

* * *

Башмак и нога по щиколотку утопали в ковре ручной работы, застилавшем всю лестницу снизу доверху. Под рукой пружинило ароматное талан-древо, из которого были сделаны перила во всем Дворце Режима. Денко поднимался солидно, ставя ногу на всю ступню. В отделе уже собралась бригада выступающих в университете. — Равный Дан, вы задерживаетесь, — сухо заметил шеф. Неприязнь шефа к Дану в последнее время стала особенно заметной. Он не пропускал ни одного случая, чтобы попрекнуть, ущемить, унизить его. Особенно заметно это было в присутствии сотрудников отдела. Дан понимал причину: он — первая кандидатура на смену шефу. И чем более общепризнанной становилась эта истина, тем жестче и придирчивее вел себя с ним шеф. «Мерзавец… — думал тем временем Подвижник. — Сам сдох на второй ступени и мне ходу не дает… Чтобы и я, как он сам, до лысины в заведующих отделом просидел. Получить вторую ступень за выслугу лет — это он считает нормой для себя и думает, что меня устроит та же судьба… — Он осторожно запустил руку в карман и потрогал зашитые в пластик две карточки второй ступени. — Ничего… порадую я тебя… Представится случай».

Кавалькаду машин из Дворца Режима встречали подвижники во дворе университета. Рядом с Даном семенила ножками девушка-секретарь. Заглядевшись, едва не сбил с ног декатора, ждущего их у входа в зал торжеств.

— Равный Дан! — прошипел сквозь зубы заведующий отделом.

— Жениться надо… — шепотом посоветовал ему весельчак О'Гар, южанин по рождению, воспитанный в традициях севера и совмещающий темперамент южанина с расчетом блеклоглазых сынов морей.

Денко дали слово после «потомственного дрововоза и дроворуба». «Дроворуб» мог говорить по любому поводу в любое время дня и ночи В заданном ключе. Если требовалось ругать — ругал, нужно было хвалить — хвалил. Говорил «потомственный» коряво, что было особенно ценно, ибо придавало всему сказанному народный колорит.

Денко вышел на авансцену. Опустив голову подождал, пока зал осмотрит его. Потом поднял голову и задумчиво осмотрел галерку. В зале тем временем шли сложнейшие, знакомые ему процессы: гул собирался в зоны, рос, потом спадал, перерастал в тишину.

— Равные! — начал он за секунду до того, как тишина достигла апогея.

После обращения, по интуитивно понятым Денко законам, должна была идти фраза, которая составляла преамбулу:

— Мы собрались с вами здесь, оставив наши дела, с одной лишь целью (цель также должна быть поставлена сразу): судить преступную деятельность общества «Экология». Много верных слов возмущенных моих друзей услышал я тут. Грозным венком на могилу общества «Экология» лягут и мои слова. Я вплету свою строку в этот гневный венок! Три! — Денко вскинул руку с пальцами трезубцем. — Три ипостаси есть у общества «Экология». И все три — преступны. Но преступны они равной мере. Первая — абсурдная мысль о недопустимости вмешательства человека в природу. Мысль эта смешна и достойна порицания. Но опровергается она легко, ибо бросает тень на созидательную политику свободного человека. Он выдержал легкую паузу.

— А есть что? Что господа из «Экологии» предложат вам на завтрак и ужин? Рагу из Талан-древа? — вспомнил Денко о перилах. — В зале пробежал смешок. Аудитория была его — Денко Дана. Воодушевясь, он продолжал. — Любое движение человека — уже вред и природе, и себе. Все мы приговорены к смерти, и все идет к распаду. Так и что с того? Не жить? Помереть? Или все же пахать «неприкосновенную» землю. Или перейти как коровы на траву? Не поэтому ли, многие из теоретиков «Экологии» вегетарианцы? Помнится, особым нападкам подвергались средства химического воздействия на почву… Но даже если всех сторонников «Экологии» выгнать на поле, они не сумеют прополоть и десятой части того, что способен сделать один турбоход с опылителем!

Последние слова утонули в шуме и аплодисментах. Раздались выкрики: «Долой Экологию! Выгнать их! Выгнать! Дать мотыгу и на поле!»

Денко с усмешкой, заметной залу, качнул головой.