И жизнь подскажет…

И, словно прочтя ее смятенные мысли, Коннер набросился на нее с невиданной страстью. Жаркими, требовательными губами он целовал ее губы, шею, грудь, пока она не начала извиваться под ним, молчаливо умоляя о большем.

Он понимал каждое ее движение. Он догадывался, чего она хочет, как и когда, и всякий раз давал больше, чем требовалось. Он был требователен, даже груб, но не причинял ей боли. Он словно чувствовал, что Хилари не хочет мягкости, не хочет стать хрупкой игрушкой в его осторожных руках, ей нужно воспламениться от страсти и растаять, сгореть в его объятиях, как вспыхивает и сгорает в небесах сверхновая звезда.

Знал бы только Джулс, как изменился его ученик!

— Ты знал… — задыхаясь от счастья, простонала Хилари. — С самого начала знал, что заключено во мне… как в куске дерева… какой я должна быть…

Едва ли Коннер понял, о чем она.

— Нет, любимая, — улыбнулся он, покрывая поцелуями ее лоб и тонкие брови. — Ты совсем не похожа на деревяшку!

— Ты не понимаешь! — едва шевеля языком, ответила Хилари. Внутри у нее медленно разгорался огонь, заставляющий забыть обо всем на свете. — Ты знал, какой я должна быть! Неужели не понятно?

Хилари сама чувствовала, что несет какую-то околесицу. Но почему-то ей казалось очень важным, чтобы Коннер понял ее — или хотя бы услышал. Казалось, что эти слова смягчат его боль…

— Не понимаю, любимая. И не надо. Просто люби меня.

Все тело его дрожало от возбуждения, но Хилари не торопилась открываться ему навстречу. Ей было очень важно объяснить свои чувства.

— Понимаешь, я всегда считала, что должна быть сильной… до сегодняшнего дня… — Вместо ответа Коннер застонал. Рука его скользнула ей между ног, бесстыдно стремясь преодолеть сопротивление. — Ты знал, что я должна быть звездой, пылающей белой звездой — и создал меня…

К ее удивлению, он улыбнулся. «Неужели я сказала что-то смешное?» — смутилась она, и тут же, воспользовавшись ее смущением, он проник внутрь. Хилари ахнула: все философские рассуждения мгновенно вылетели у нее из памяти. Огонь, притушенный на несколько мгновений, разгорался вновь.

— Нет, Хилари, — ответил он, двигаясь сперва медленно, затем все быстрее, быстрее… — Я пытаюсь сделать тебя такой, какой хочу тебя видеть.

Хилари покачала головой, тщетно стремясь удержать в мозгу нить разговора. Он хочет сделать ее такой… такой…

В следующий миг она уже ни о чем не думала.

— Знаешь, Хилари, что я сейчас с тобой делаю?

— Что? — прошептала она, хотя тут же забыла, о чем он спрашивал.

Он добился своего. Хилари превратилась в звезду, хотя… Разве звезды плачут? А она чувствовала, что щеки ее мокры от слез. Что ж, значит, она — обреченная, падающая звезда.

— Что ты со мной… — повторила она, схватив его за плечи.

Закончить ей не удалось. Тело и душа как будто взорвались, разлетевшись по вселенной миллионами сверкающих звездных брызг.

— Да, Коннер, да! — вскрикнула она. — Да!

Ее искры воспламенили его огонь — и навстречу падающей звезде взметнулась волна жидкого пламени.

Через мгновение все было кончено.

— Ты моя, — хрипло прошептал Коннер, прижимая ее к себе. — Я сделал тебя своей.

Две погасших звезды летели, обнявшись, в бесконечном пространстве вселенной. Долгая, бесконечно долгая ночь ждала впереди — тьма без единого просвета, полная горя и злобы, стыда и отчаяния, тьма, которую им придется преодолеть в одиночестве…

Но сейчас они были вместе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Хилари не собиралась спать. Как можно проспать свою первую и единственную ночь в раю?! Она решила подождать, пока заснет Коннер, и бодрствовать всю ночь, охраняя его сон и отгоняя любых драконов, осмелившихся посягнуть на его душу.

Нет, она не станет спать, только на секунду прикроет глаза… Но сон оказался сильнее. Только что она покоилась в объятиях Коннера и рука его ласково гладила ее по влажной спине — а через секунду ее вырвал из забвения пронзительный писк электронного будильника.

Не в силах разлепить сонные веки, Хилари нашарила на ночном столике будильник и стукнула по нему кулаком. Дьявольское изобретение замолкло. Господи, что за звуки! Помнится, Джульетту в подобной ситуации разбудило пение жаворонка…

Но в следующий миг Хилари широко распахнула глаза — ей вспомнилось все. Итак, злосчастный день, Которого она ждала с таким ужасом, вот он, настал.

Комната была залита ярким утренним светом: на белоснежных хрустящих простынях, на деревянном полу играли солнечные лучи, так же отличные от лунных, как жаворонок Джульетты от соловья. «Догорели ночные свечи», — сказал бы Ромео…

Но Ромео здесь не было.

Другая половина кровати была пуста и холодна, и накрахмаленные простыни не сохранили отпечатка тела. Похоже, Коннер проснулся ни свет ни заря. А может быть, и не спал вовсе?

Хилари свернулась под одеялом, обхватив руками колени. Молитвы ей не помогли; и все, что произошло этой ночью, тоже пропало втуне. Завтра все-таки наступило. И жизнь ее распалась на две половины: до и после.