Она несла их на руках, пока Майо волок корзинку для пикника к скульптурной композиции "Алиса в Стране Чудес". Скульптуры сбили Майо с толку. Он никогда даже не слышал о Льюисе Кэрролле. Пока Линда устраивалась так, чтоб ее дочки-матери расселись поудобнее и распаковывала корзину, она изложила Майо вкратце, в чем там было дело, и живописала, как бронзовые головы Алисы, Болванщика и Мартовского Зайца отполировали до блеска толпы детей, взбирающихся на них во время игры в "короля на горе".
- Интересно. Я никогда не слышал эту историю.
- Вряд ли у тебя было веселое детство, Джим.
- Почему ты сказала... - он прервал себя, поднял голову и внимательно прислушался.
- Что случилось?
- Слышала сойку?
- Нет.
- Слушай. Забавно звучит: будто сталь позвякивает.
- Сталь?
- Ага. Как... как бой на мечах.
- Ты как маленький.
- Нет, ей-богу...
- Птицы поют, а не позвякивают.
- Не всегда. Сойки часто имитируют разные звуки. И скворцы. Попугаи! Только вот почему она имитирует бой на мечах? Где она это слышала?
- Ты настоящий деревенский житель, Джим, правда? Пчелы, и сойки, и скворцы, и все такое...
- Пожалуй. Я хотел спросить: что ты сказала насчет того, что у меня не было никакого детства?
- Ну, ты никогда не слыхал про Алису, не был на пикнике, и всегда мечтал иметь модель парусника... - Линда открыла темную бутылку. - Хочешь попробовать вина?
- Ты бы не гнала, - предостерег он.
- Прекрати, Джим. Я же не пьяница.
- Прошлой ночью ты надралась или нет?
Она сдалась.
- Ну ладно, я надралась, но лишь потому, что выпила впервые за много лет.
Ему понравилось ее смирение.
- Конечно, конечно. Так и запишем.
- Ну так что? Присоединяешься?
- Да, черт возьми, почему бы и нет? - он ухмыльнулся. - Один раз живем! Слушай, пикник что надо! И посуда у тебя красивая. Где ты ее берешь?
- В "Аберкромби и Фитч", - произнесла Линда бесстрастно. - Сервиз на четыре персоны, нержавеющая сталь, тридцать девять-пятьдесят. Ну, будь!
Майо расхохотался.
- Все же я чокнутый, верно? Занудствую на пустом месте. За тебя!
- Взаимно!
Они выпили и продолжали закусывать в уютном молчании, тепло улыбаясь друг другу. Линда сняла свою блузку из индийского шелка и легла загорать под ярким полуденным солнцем, а Майо галантно повесил блузку на ветку. Внезапно Линда спросила:
- Так почему у тебя не было детства, Джим?
- Хм-м, вот уж не знаю... - он задумался. - Наверное, потому что моя мать умерла, когда я был маленьким. И еще - мне пришлось много работать.
- Почему?
- Мой отец был школьным учителем. Ты же знаешь, как им платят.
- А, так вот почему ты не высоколобый.
- Я?
- Конечно. Не обижайся.
- Да, наверное, - согласился он. - Какое разочарование для моего старика: все старшие классы я проиграл средним полузащитником, а ему бы хотелось иметь в доме чуть ли не Эйнштейна.
- Интересно было играть?
- Играть? Нет. Это не игра. Футбол - работа. А вспомни, когда мы были детьми, как вы разбивались на две команды? Считались: "Эники, беники, клоц"?
- Мы по-девичьи: "Эне, бене, раба".
- А помнишь: "Глупый Март! Тебя мы знаем: Ты глупей Апреля с Маем"?
- "Люблю пить кофе и чаи, Все мальчики вокруг - мои."
- Спорим, что оно так и было, - торжественно произнес он. - Все были твои!
- Вот уж нет!
- Почему?
- Я для них была слишком велика.
Он был поражен.
- Но ты не велика, - стал он убеждать. - Ты как раз... нужного размера. Именно! И сложена на все сто. Я заметил, когда мы тащили рояль. Хорошие мускулы, для девушки, конечно. Особенно в ногах, а ведь там-то они и нужны!
Она вспыхнула.
- Брось, Джим!
- Нет. Честно.
- Еще вина?
- Давай. Себе тоже налей.
- Хорошо.
Удар грома потряс небеса, после паузы донесся грохот рушащихся стен.
- Еще небоскреб рухнул, - сказала Линда. - О чем мы говорили?
- Об играх, - подсказал Майо. - Извини, что говорю с набитым ртом.
- Да. Джим, а вы в своем Нью-Хэйвне играли в "урони платочек"? Линда напела: "Я шла, шла, шла, письмецо нашла. Не в картонке, не в ботинке, а в зелененькой корзинке..."
- Здорово! Ты классно поешь, - ее песня произвела на него впечатление.
- Да будет вам, сэр!
- Ну и буду. У тебя шикарный голосок. И не спорь со мной. Помолчи минутку. Мне надо кое-что обдумать, - он долго напряженно размышлял, допил вино и механически опрокинул второй стакан. Наконец, он объявил свое решение: - Тебе надо учиться музыке.
- До смерти этого хочу, Джим, ты ведь знаешь.
- Так что я задержусь. И обучу тебя. Всему, что сам умею. И молчи! Молчи! - поспешно добавил он, обрывая ее восторги. - Я не хочу жить у тебя в доме. Мне нужен свой собственный.
- Конечно, Джим! Все будет, как ты скажешь!
- И мне по-прежнему надо на юг.
- Я научу тебя водить, Джим! Слово.
- И никаких уловок, Линда!
- Конечно, никаких! Какие уловки?
- Знаешь, какие. Чтобы в последнюю секунду не появилась вдруг кушетка какого-нибудь Людоведа, о которой ты всю жизнь мечтала.
- Людовика, - Линда открыла от изумления рот. - Откуда ты знаешь о Людовиках?
- Ну уж не от сержанта, во всяком случае.