И вспыхнет пламя

Как девушка из Двенадцатого, я иду по списку последней. Банкетный зал понемногу пустеет и затихает: трибуты по одному отправляются на показ. В толпе почему-то легче сохранять гордый и независимый вид, но теперь я не могу отделаться от мысли: всем этим людям осталось жить каких-нибудь несколько дней.

И вот нас уже двое. Потянувшись через стол, Пит берет меня за руки.

– Уже решила, чем поразить распорядителей?

Трясу головой.

– В этом году по ним даже не выстрелишь: спрятались за силовым полем. Может быть, изготовлю парочку рыболовных крючков. А ты?

– Понятия не имею. Вот если бы разрешили испечь пирог...

– А ты займись камуфляжем, – советую я.

– Думаешь, морфлингисты оставили мне хоть каплю краски? – подмигивает он. – Эти ребята не покидали секцию маскировки с первого дня тренировок.

Повисает молчание. Потом с моих губ срывается то, что терзает нас обоих:

– Как же мы сможем их всех убить?

– Не знаю. – Пит прижимается лбом к переплетенным пальцам рук.

– Не нужны мне союзники. Зачем только Хеймитч велел завести друзей? – сержусь я. – От этого будет лишь хуже. Да, в том году мы сблизились с Рутой. Но я никогда бы не подняла на нее руку. Она – почти копия Прим.

Пит поднимает голову, озабоченно сморщив лоб.

– Ее смерть была самой ужасной, да?

– Не думаю, что другие намного лучше, – говорю я, вспомнив, как кончили Диадема и Катон.

Пит уходит, и я остаюсь одна. Проходит четверть часа. Затем половина. Примерно минут через сорок меня вызывают.

В зале стоит резкий запах чистящего средства. Один из матов перетащили в центр. Настроение распорядителей – не сравнить с прошлым годом. Тогда они, полупьяные, праздно лакомились закусками со стола, теперь же обеспокоенно перешептываются. Интересно, чем Пит их так раздосадовал?

Я ощущаю укол тревоги. Не хочу, чтобы Пит в одиночку подставлялся под гнев распорядителей. Мое дело – отвлечь огонь на себя. Но что же он мог натворить? Я непременно должна зайти еще дальше. Должна надолго стереть самодовольные ухмылки с лиц людей, напрягающих ум для того, чтобы убить нас позрелищнее. Пусть поймут, что жестокости Капитолия могут коснуться и их.

«Вы хоть представляете себе, как я вас ненавижу? – проносится у меня в голове. – Вас, посвятивших таланты и время Голодным играм?»

Пытаюсь поймать взгляд Плутарха Хевенсби, но тот будто бы намеренно избегает меня весь тренировочный период. Помню, как он приглашал на танец, как хвастал изображением пересмешницы на часах. А здесь – никакого внимания. Разумеется, я ведь – простой трибут, а это – главный распорядитель Игр. Такой могущественный, далекий, неуязвимый...

Внезапно я понимаю, что делать. Пожалуй, мне удастся переплюнуть выходку Пита. Бодро шагаю к секции по вязанию узлов и беру веревку. Руки с трудом подчиняются: я ведь не делала этого самостоятельно. Только наблюдала за Финником, а его ловкие пальцы двигались очень быстро. Минут через десять петля все же получается. Вытаскиваю на середину зала один из манекенов-мишеней и с помощью клеящих брусков подвешиваю его за шею. Для пущего эффекта не мешало бы связать руки за спиной, но время уже на исходе. Спешу в секцию маскировки, где морфлингисты устроили настоящий бедлам, и нахожу начатую банку с кроваво-красным ягодным соком. Вполне сгодится. Розоватая обивка манекена отлично впитывает яркую краску. Закрыв собой тело, аккуратно пишу на нем пару слов – и отступаю в сторону, чтобы насладиться выражением на лицах распорядителей, в то время как они прочитают знакомое имя:

СЕНЕКА КРЕЙН.

17

Эффект превосходит мои ожидания. Кто-то вскрикивает, другие роняют бокалы с вином, и те разлетаются по полу с музыкальным звоном. Двое раздумывают, не упасть ли в обморок. Все просто потрясены.

Свершилось: Плутарх Хевенсби обратил на меня внимание. Какой пристальный взгляд! Между пальцами растекается сок от персика, раздавленного в руке. Наконец главный распорядитель, откашлявшись, произносит:

– Можете идти, мисс Эвердин.

Отвечаю любезным кивком, разворачиваюсь, а напоследок, не удержавшись от соблазна, швыряю через плечо банку с ягодным соком. Слышно, как она ударяет по манекену, расплескивая остатки багровой жижи. Еще пара бокалов со звоном падает на пол. В щель между съезжающимися дверями лифта я успеваю заметить в зале окаменевшие фигуры распорядителей.

В голове проносится: «Ну что, удивила?»

Да, это был необдуманный и опасный шаг, и за него, без сомнения, десять раз придется платить. Но прямо сейчас мне так хорошо, аж мурашки по коже.