И вспыхнет лед (СИ)

— Ну это же вы Чеховым зачитываетесь, "Каштанкой" например. Я вам настоятельно советую перейти на литературу для взрослых. Достоевский писал неплохие романы. "Идиот", например. — Гордо удаляется под одобрительные смешки — ответный выпад оценен в полной мере.

Шмелев хмурый взгляд ввинчивает куда-то под лопатки, ненавязчиво обрисованные тонкой тканью, — отмечает краем сознания, что единственная "баба на корабле" знает толк не только в классике, но и в правильных шмотках тоже.

А еще — бесит его неимоверно.

Лерочка — неполные восемнадцать, вызывающе-красная помада, юбка критически неприличной длины и забитые вырванными из контекста цитатками ленты в сецсетях — на фоне сомнительных фоток, разумеется. Корчить из себя начитанную интеллектуалку, оказывается, модно, даже если мозгов хватает лишь на то, чтобы запостить очередное селфи перед зеркалом — ладно хотя бы в белье.

Пока Лерочка, что-то непрерывно треща, показательно таскает его между стеллажами в книжном, презрительно кривясь на яркие обложки так называемого легкого чтива — выискивает не то Коэльо, не то Мураками — Шмелев со свойственной иронией думает, что на деле потолок ее литературных познаний вряд ли поднимается выше глянцевых журналов про косметику, парней и прочую бабскую лабуду — новая покупка, сто процентов, отправится к паре десятков остальных, заброшенных пылиться на шкаф: книжных полок в квартире Лерочки не водится по определению.

Шмелев, рассеянно сканируя обилие печатной продукции, впритык теснящейся на шатких конструкциях, невольно взглядом за очередную обложку цепляется: весьма дорогое и вполне себе красочное "обучающее пособие" с фривольными и более чем понятными картинками вызывает внезапную усмешку не без доли ехидства: недавняя сцена в раздевалке вспоминается очень к месту — идея по-детски хулиганской выходки созревает практически моментально.

Литература для взрослых, говорите?

У Вики от постоянной беготни по коридорам и этажам ноги гудят как после марафонской дистанции; в голове — разрозненными обрывками телефонные разговоры, результаты важных встреч, всяческая финансовая муть, путаница в документах и еще куча всего важного-обязательного-срочного, требующего ее непосредственного участия и пристального внимания.

Устало рушится в кресло; под столом сбрасывает туфли, давая отдых ногам; морщится, прихлебывая давно остывший кофе. Снова тянется к стопкам документов — взгляд недоуменно на каком-то ярком тяжелом издании останавливается. Машинально, на обложку не глядя, раскрывает страницы — замирает, в первые секунды не понимая искренне, как эта литературная порнография здесь оказалась, и только после на бумажный вкладыш натыкается: "Что вы там говорили про литературу для взрослых?"

— Идиот! — растерянно-разъяренно припечатывает диагнозом. Сомнительный "подарок" с брезгливой поспешностью отправляется в корзину для бумаг; гневно смятый листок-послание — следом.

Залпом допивает противный на вкус кофе, решительно придвигает к себе ноутбук, возвращаясь к работе — едким осадком недавнего раздражения мелькает мысль, что попала она не во взрослый хоккейный клуб, а в группу детского сада — выходки соответствующие.

Но самое поразительное — это вполне себе тонизирует.

Лерочка утомляет его уже на третью встречу — непрерывно-пустой болтовней, тягой постоянно селфиться — в кафешке, кино или в постели; привычкой занимать ванную часа по полтора; дурацкими приставаниями и расспросами, когда он, замотанный после тренировки, пытается сосредоточиться на отснятом видеоматериале для очередного монтажа, и еще множеством незаметных практически, но ужасно раздражающих заморочек.

В свои "за двадцать" Шмелев неплохо научился справляться со всякой бытовой мелочевкой, сносно для парня готовить, весьма прилично играть в хоккей и создавать видосы, которые не только заходят зрительской аудитории, но и помогают поднять бабла. Чему он точно не научился — расставаться со своими подружками мирно и без последствий.

Наивная надежда о бывшей больше не вспомнить надеждой и остается — и ее, и ее двинутого братца-качка, и пару его приятелей он теперь уж точно запомнит надолго, да и ноющие ребра и привкус крови во рту, видимо, тоже.

Поднимается неловко, на земле нашаривая отброшенную спортивную сумку и, чертыхаясь, сжимает зубы — ногу сразу прошибает стреляющей болью.

Завтрашний выезд, кажется, накрывается медным тазом, равно как и контракт — королева Виктория еще в прошлый раз соизволили предупредить, что очередного залета ему не простят — ни лично она, ни клуб в целом.

Прекрасно начавшийся сезон для вратаря Шмелева подходит к не менее блестящему завершению.

========== Старые переломы и новые трещины ==========

К утру боль не проходит — вгрызается с новой силой. Шмелев, едва задремавший, кое-как приподнимается на постели, взглядом мажет по циферблату часов.

До отъезда команды остается всего два часа.

— Шмелев, шевелись давай! Ты чем ночью занимался вообще?