Читаем И всё же мы люди (ЛП) полностью

И всё же мы люди (ЛП)

К середине фильма Джош был уже практически на Тайлере. Под его весом и теплом Тайлеру было комфортно. Он чувствовал, как опускается и поднимается его грудь над его собственной. Его волосы щекотили ему шею.

На экране Гарольд и Мэриэн наконец-то, наконец-то, спустя почти час хождений туда-сюда, поцеловались.

— Ну, это было достаточно долго, — сказал Джош.

— Слишком долго.

— Это вообще приятно? — спросил Джош.

— Что приятно?

Джош указал на экран и сказал:

— Поцелуи.

— Думаю, да, — ответил Тайлер. — В противном случае, люди бы этого не делали, да?

Странно было, что Джош спросил. Ещё страннее было то, что Тайлер не знал ответа. Тайлеру показалось, что под Джошем было уже не так удобно. Он решил не обращать внимание на эти мысли, вместо этого сосредоточившись на фильме, который на самом деле был очень-очень интересным. Мюзиклы уже не снимали в 22 веке, и эти реликвии были всем, что осталось у Тайлера от более мелодичного мира.

Фильм закончился спустя некоторое время. Гарольд Хилл решил покончить со своей карьерой мошенника и остался с Мэриэн в Ривер-Сити, возглавив марширующий оркестр, как и обещал. Они поднялись, Тайлер потянулся и захрустел суставами. Джошу не было нужды потягиваться. Он никогда не испытывал судорог, и у него никогда не затекали ноги, чему Тайлер завидовал и чему был благодарен, потому что мог использовать его как подушку без всяких возражений.

— Ух, который час? — спросил он.

— Десять часов, — ответил Джош. — Нам нужно идти спать. Это был хороший фильм.

— Хороший, — сказал Тайлер по пути в ванную комнату. — Особенно та часть, когда этот парень осознает, что больше не хочет быть мошенником.

— Мне больше нравится конец. С марширующим оркестром.

Купаясь, Тайлер мог слышать, как Джош бормочет «Семьдесят шесть тромбонов». Улыбаясь, он подпел ему из душа. Джош замолчал, прислушиваясь. Теперь, когда Джош жил с ним, ему было страшно петь в душе, но сейчас это казалось нормальным. Он не практиковался последний месяц, но пел ещё сносно.

Когда Тайлер открыл дверь, Джош стоял прямо за ней. От удивления он почти выронил полотенце, которое обернул вокруг пояса.

— Чувак, — сказал он. — Почему ты всегда оказываешься прямо за дверью?

— Прости. Я просто слушал, как ты поешь.

— Спасибо. Я могу продолжить, если хочешь. Просто дай мне переодеться.

Он переоделся и сел на кровати, мокрой ногой постукивая по полу. Джош сидел за пианино, смотря на него в ожидании. Тайлер думал о той песне, которую услышал в мюзикле.

«Лида Роуз, я снова дома, Роуз,

Чтобы солнце снова воссияло в небе.

Лида Роуз, я снова дома, Роуз,

Почти тысяча смущенных поцелуев.

Динь, дон, динь.

Я слышу звон колокола.

Динь, дон, динь.

Я сделаю предложение».

Он начал тихо, боясь, что его соседи услышат его и возмутятся, но вскоре он понял, что ему всё равно. Джош слушал завороженно и выглядел так же, как тогда, когда увидел город (Тайлер был рад: Джош уже долгое время не был таким изумленным).

«Лида Роуз, я снова дома, Роуз,

Ты не зовешь меня милым.

Лида Роуз, теперь каждый знает,

Что я надеюсь, ты всё та же,

Тебе моя некрасивая песня о любви,

Лида Роуз, будешь ли ты моей,

Лида Роуз, о Лида Роуз, о Лида Роуз».

Они придвигались друг к другу всё ближе во время песни, чтобы Джошу было лучше слышно, а Тайлер мог петь чище. Теперь, когда он закончил, оказалось, что между ними не было и фута. Тайлер видел, как расширялись и сужались его зрачки, фокусируясь на нем. У него были очень чистые глаза, зато в радужную оболочку его создатели вложили много деталей. Он отвлекся.

— Мне нравится, как ты поешь, Тайлер. Я имею в виду, это красиво, — сказал Джош.

— В каком смысле? — пошутил Тайлер.*

— В обоих.

Искренность его ответа зашевелила что-то в животе Тайлера. Он отпрянул, вздохнув.

— Спасибо, Джош.

Джош отодвинулся и поднялся.

— Всегда пожалуйста, Тайлер. А теперь я собираюсь подзарядиться.

— Стой, — сказал Тайлер, отходя в другой конец комнаты.

Джош остановился.

— Да?

Тайлер собрал всё своё мужество и спросил:

— Не хочешь спать рядом со мной?