Если говорить о более масштабном вопросе нарушения Ираном всех своих обязательств по ядерному оружию и удивительном отсутствии в его дипломатической ноте малейшего упоминания о своей собственной программе, мало кого убедила вальяжная формулировка постоянного представителя США при ООН Сьюзан Райс. По ее словам, администрация Обамы не будет навязывать Ахмадинежаду «искусственные сроки исполнения». Почему это не обнадеживает? Потому что невозможно сказать, что подразумевается под «искусственными сроками исполнения». Будет ли отдано предпочтение «естественным» срокам исполнения, например, требований ООН к Ирану продемонстрировать соблюдение соответствующих резолюций Совета Безопасности по вопросу нераспространения ядерного оружия — коих у нас целая гора — или придется столкнуться с новыми санкциями ООН? Конечно, возможно и первое, но, как представляется, это не то, что имела в виду постоянный представитель Райс.
По всей видимости, это похоже на еще один удачный блеф мулл. И провели ли Государственный департамент или ЦРУ за те 48 часов с получения письма мулл до нашего ответа какой-либо зондаж иранского гражданского общества, в том числе его лидеров? С учетом краткости интервала кажется, что эта мысль даже не пришла никому в голову. Вот что я слышал от профессора Милани Аббаса, директора программы иранских исследований Стэнфордского университета:
«Когда Вы читаете [иранское письмо] и понимаете, насколько в действительности пуста серьезность выраженных в нем переговорных позиций, вы неизбежно приходите к заключению, что они рассчитывают на союзника в лице России Путина, которая наложит вето на любые резолюции против них. Для русских даже симулирование серьезности на переговорах не потребует оказания сильного давления на режим, Тегеран также будет симулировать серьезность на переговорах».
Как представляется, этот анализ соответствует всем имеющимся фактам, которые нам известны. Это уже чересчур — как заниматься сексом с кем-то, кто тебя ненавидит.
Колин Пауэлл: прощание Пауэлла
Когда я уже дописывал эту статью, мне довелось пережить один из тех редких моментов, который делает мою предполагаемую профессию благодарной. Меня пригласили в госдепартамент на беседу с помощником госсекретаря по связям с общественностью Ричардом Баучером. Он окольными путями провел меня сквозь любое из возможных ретроспективных воззрений на Колина Пауэлла, выказав ту дипломатическую ловкость, которая восхищала в нем многих корреспондентов, и сгладил, кажется, все основные шероховатости. И тут мы перешли к Дарфурскому конфликту.
Баучер начал с накатанного ответа, говоря о «процессе» и переговорах и о системах снабжения продовольствием и медикаментами и тому подобном, особенно упирая на страшную участь пастухов и крестьян, «оказавшихся зажатыми посередине». И, словно предвосхищая вопрос, готовый слететь с моих губ, неожиданно резко сменил формулировку. «В действительности — промолвил он, словно размышляя вслух, — они не оказались посередине. „Середины“ там не было. Для них там не было середины. Слово „середина“ не подходит». После короткой паузы я спросил, если дела обстояли или, возможно, обстоят так в настоящее время, могу ли я об этом написать. Он ответил: «Да».
Это была полезная утечка конфиденциальной информации касательно содержания заявления, произнесенного госсекретарем Пауэллом на Капитолийском холме примерно неделю спустя, когда он, отказавшись от прежних обтекаемых формулировок, в более или менее сильных выражениях назвал поведение арабо-мусульманских эскадронов смерти в Дарфуре подпадающим под определение геноцида. Всегда радует, когда госдеп отбрасывает пыльные эвфемизмы ничего не значащих фраз дипломатического этикета. Можно сказать, что наряду с упором, сделанным госсекретарем на угрозу расползания по Африканскому континенту катастрофы СПИДа, Дарфур задаст высоту или хотя бы ориентир всей политической деятельности Пауэлла на посту госсекретаря. А с этой высоты можно также добавить, что за весь срок пребывания Пауэлла в должности у него мало что получилось лучше, чем уход с нее.