И все мои девять хвостов

Потому за тысячи лет существования своего вида хули-цзин создали сеть лисьих троп и тайников, где хранилась необходимая оборотням прежде всего одежда. Конечно, тайники эти всегда были недалеко от селений: в заброшенных храмах, на старых кладбищах, свалках. Последние были особенно удобны во втором тысячелетии от Рождества Христова – вывернувшись, там сразу можно убедительно выглядеть. Если из лисы в человека обращаешься – нет вопросов: бомж и нищий на свалке естественно выглядят. Если из человека в лису – тоже нет вопросов: лисы вечно шастают по свалкам в поисках еды и что-то роют. Замусоренность благословенного Китая тоже на руку в этом смысле – свалок полно, а вот заброшенных храмов и кладбищ все меньше.

Но то южный и центральный Китай, обжитой и цивилизованный! Ши же находился сейчас голым далеко на севере, в сопках маньчжурской тайги, куда даже культурная революция не нагнала достаточно людей. А где нет людей – нет свалок! Леса здесь по-прежнему шумели зеленым океаном (спросите хоть Лю Цысиня[69]!), а чистота травы и воздуха стала туристическим объектом, не особо востребованным, если честно. Китайцы, как и большинство на планете Земля, предпочитали тратить деньги на туризм в теплом климате, под пальмами, а на собственный север выбирались разве что на горячие источники или по следам былой партийной славы[70].

И голый Алекс Ши в кустах шиповника проклинал сейчас изнеженность людского племени и недальновидность лисьего. В сердцах и про себя, человечьими словами, конечно! Он опасался думать на лисьем после молчаливых диалогов с Лао и его страшной гибели. Неведомый «господин», убивший Лао, вдруг он тоже услышит? Или услышит кто-то из собратьев и пристыдит, не станет помогать, а помощь Ши сейчас была нужна.

«Мне в последнее время почему-то постоянно нужна чья-то помощь, словно я немощный, не я, а обрубок, калека», – осознал он, сидя в кустах и ожидая, когда один из «красных муравьев», человек туповатого вида в красном комбинезоне, поставит на тележку синий бак с иероглифом, который Ши успел приметить у одного из серых зданий, и повезет его хоть куда-нибудь. Может, там и будет заветная свалка с одеждой.

Но бывает так, что даже лисам не везет!

Дрожащий от холода Алекс просидел до сумерек в кустах, да так и не дождался ничего доброго. «Красные муравьи» к закату вышли из своего блока, выстроились в шеренгу, отрешенно глядя перед собой, а потом разом подняли головы к небу. Ши своим чутким ухом слышал, что где-то недалеко автомобиль отъехал, что за ним закрылись ворота, чувствовал, что стал меньше мерзнуть, но лица «муравьев», которые он впервые смог разглядеть так близко, так подробно, поразили его куда больше, чем даже собственное сегодняшнее внезапное перерождение.

Сначала он решил, что перед ним строй мужиковатых женщин. Эдаких крепких спортсменок, способных выдать себя за воина и не вызвать подозрения, – безгрудых, худых, коротко стриженных, привыкших к мужской одежде. Хуадянь[71], красный цветок сливы, на лбу у каждой подтверждал догадку Ши. Рты на бледных лицах выделялись темными пятнами, макияж нельзя было назвать аккуратным или изысканным, но с модой на «целованные» губы у однокурсниц Алекс видел и не такое.

Луна выглянула из-за облака, устыдив сиянием звезды и заменив освещение на плацу блока «Би». Холодное масло ее света залило лица дев, и Ши ужаснулся. Сплющенные мертвенно-бледные лица, озаренные светом принцессы ночи, были мужскими и многие – знакомыми. Чернота каждого рта, казавшаяся помадой, в полумраке оказалась обожженной до черноты плотью. Цветок сливы тоже скрывал под собой шрам.

Алекс заставил себя дышать дальше. Вдох – выдох, вдох, стук сердца. Выдох. Этот, крайний справа, называл его «северянином». Вдох. Рядом с ним – тот, что бился в истерике в углу лисьего павильона. Выдох, стук сердца. Вон тот сидел в клетке напротив. Вдох, вдох, выдох.

«Братья!» – завыл по-лисьи Ши. Пустые стеклянные глаза в ореоле густых ресниц даже не дернулись в его сторону. Все смотрели на луну не мигая, пока не потекли слезы.

– Вырвать кусты у забора, – раздалась команда, и Алекс без труда узнал голос «доброго господина». – Начали!

Узкий высокий силуэт его мелькнул в дверном проеме. Не надо было быть лисом, чтобы заметить: «добрый господин» улыбнулся, глядя вслед безмолвной и бесполой теперь команде бывших лисьих старших братьев. Те без слов взялись за дело, за колючие стебли шиповника, роняющего лепестки им под ноги. Грубые брезентовые перчатки всегда выходят победителями в такой битве, как гусеницы технического прогресса перемалывают вековые традиции.

Все, больше у Алекса Ши не будет убежища в этом районе ада. И, обрекая себя на завтрашнюю головную боль вселенских масштабов – он был в этом уверен, – юноша бросился вперед, разрывая строй «красных муравьев». Толкнул одного, другого, рискуя быть схваченным.