И всё им неймётся!

Никакого отношения к музыке Шостаковича при­ведённые стихи Мандельштама не имеют. Тем более, что они относятся к 30-м годам и в них ни слова нет о революции. Уж если считать возможным объяснять музыку посредством чьих-то стихов, то тут, пожалуй, подошла бы поэма Маяковского «Хорошо!». Дело не только в том, что Шостакович знал Маяковского и сочинил музыку к его комедии «Клоп» - эта поэма, как и Вторая симфония, написана в 1927 и тоже по­священа годовщине Октября.

Нет, Маяковский не по душе Троицкому, а Ман­дельштам, говорит, открывает мне, что «не о том Октябре написал свою симфонию Шостакович, о котором поётся в стихах её финала. Этот Октябрь был ему ненавистен. Эта симфония - об Октябре- насильнике, об Октябре-Хаме... Это нож в спину ре­волюции!». Ленин в своё время приветствовал книгу Аркадия Аверченко «Дюжину ножей в спину рево­люции», ибо это была талантливая книга «озлоблен­ного до умопомрачения белогвардейца». И дюжину «в спину советской власти» Собчака, озлобленного до умопомрачения оборотня, тоже приветствовал его друг Путин, хотя она ошеломительно бездарна. Так вот в какую компанию усадил Троицкий великого со­ветского композитора!

И так у них - всё! Сюита «Ленинград»? Да никако­го там Ленинграда, там Тьмутаракань! Прелюд «Па­мяти героев Сталинградской битвы»? Какие герои? Там о дезертирах! Музыка к спектаклю «Салют, Ис­пания!»? Вслушайтесь: он же всей душой на стороне генерала Франко, а не республиканцев.

Очень увлекательно Волков пишет об Одиннадца­той симфонии «1905 год». Да, говорит, «с внешней стороны» она повествует о трагедии Кровавого вос­кресения 9 января, когда царские войска расстреляли демонстрацию рабочих Петербурга. Но есть же ещё «внутренняя сторона». И раскрыть её помог, оказы­вается, покойный зять композитора Е.Чуковский. Он где-то когда-то вспомнил и кому-то рассказал, что первоначально на заглавном листе симфонии стоя­ло «1906 год», т.е. год рождения Шостаковича». И что? Как что! «Это позволяет (он себе что угодно позволяет. - В.Б.) услышать симфонию по-другому: как памятник и реквием по себе». Плевать, мол, на расстрелянных рабочих, не о них он думал, а о себе, любимом.

Выходит, только и занят был человек всю жизнь своей персоной: и в Восьмом квартете «воздвиг надгробный памятник себе», и в Пятой симфонии финал-то «внешне жизнерадостный, оптимистиче­ский», но её «внутренняя пружина» - «тема гибели автора, сам Шостакович погибает, его убивают, а на­род вокруг не замечает и продолжает идти».

И вот ещё в симфонии «1905 год». А о Двенад­цатой симфонии «1917 год», посвящённой Ленину, автор просто умолчал. Но мог, пожалуй, сказать бы: «Ленину? А вот покойная сноха Чуковского где-то кому-то рассказывала, что первоначально там стояло «Посвящается Троцкому».

И так дотягиваются до Седьмой симфонии, самой великой и знаменитой. Т.Критская пишет: «Она не могла быть простым откликом на вторжение Гитле­ра». Разумеется. Это ваша статья - простой и даже убогий в своей лживости отклик на юбилей компо­зитора. В книге Волкова, говорит, «мы находим сло­ва Шостаковича, указывающие на более глубокий смысл: «Сочиняя тему нашествия, я думал совсем о другом враге человечества». Совсем о другом! То есть не о нацизме, который обрушился на родину, а о чём? Во-первых, никаких доказательств, что компо­зитор говорил это, нету, он, разумеется, и не мог так сказать. Это слова самого Волкова, а он, как это вид­но из всей его книги, «другим врагом человечества» считает Советский Союз, откуда удрал, Россию, со­циализм. Так вот, Соломон хочет убедить нас, что в роковой час заодно с Гитлером выступил против ро­дины и Шостакович, ударил с тылу. То есть поставил великого русского композитора, коммуниста в один ряд с Муссолини, Маннергеймом, Антонеску и дру­гими союзниками Гитлера по агрессии.

А вот что писал о Седьмой симфонии Алексей Толстой: «Гитлер не напугал Шостаковича. Он - русский человек, и если его рассердить как следует, то способен на поступки фантастические... Симфония возникла из совести русского народа, без колебаний принявшего смертельный бой с чёрной силой... Шо­стакович прильнул ухом к сердцу родины и сыграл песнь торжества». Ну, это, конечно, писателю тоже продиктовал КГБ, а утвердил Сталин.

И ведь вся эта галиматья разбивается в пыль одной лишь солнечной «Песней о встречном», написанной двадцатипятилетним Шостаковичем в содружестве с таким же молодым Борисом Корниловым.

Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада Весёлому пенью гудка?
Не спи, вставая, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встаёт со славою Навстречу дня!...