«И вновь я возвращаюсь…»

Николай Михайлович удручен, но не теряет уверенности. В Географическом обществе его научные изыскания оценены по самому высокому счету. Он доказал свое право и умение работать самостоятельно. Теперь он может рассчитывать на помощь общества в организации экспедиции в Центральную Азию.

При поддержке Семенова Географическое общество стало хлопотать об ассигновании путешествия молодого исследователя Уссурийского края в Центральную Азию. Гам Пржевальский готов был на все, лишь бы добиться осуществления плана — подать в отставку и навсегда отказаться от военной карьеры, если бы начальство стало возражать против такой экспедиции. Наконец он готов был вложить и свои деньги в ее организацию.

В отставку идти не понадобилось. Наоборот, военное министерство назначило средства для экспедиции, Географическое общество и Ботанический сад добавили, что смогли, и Пржевальский понял: сейчас он близок к заветной цели как никогда прежде. Еще не вполне веря себе, пишет в дневнике: «Я получил назначение совершить экспедицию в Северный Китай, в те застойные владения Небесной империи, о которых мы имеем неполные и отрывочные сведения, почерпнутые из китайских книг, из описаний знаменитого путешественника XIII века Марко Поло, или, наконец, от тех немногих миссионеров, которым кое-когда и кое-где удавалось проникать в эти страны».

О тех краях, куда он стремился, действительно было известно очень немногое. Да и эти сведения, отрывочные, поверхностные, не могли дать более-менее полной картины громадного пространства от гор Сибири на севере и до Гималаев на юге. Об этой области Центральной Азии было известно так же мало, как о Центральной Африке, где едва не осталась навсегда экспедиция отважного Ливингстона, и как о Центральной Австралии, в пустыне которой погибли Роберт Берк и его товарищи.

Русские бывали в этих местах. Брат Александра Невского Константин, посланный отцом своим — великим князем Владимирским Ярославом Всеволодовичем, добрался в 1243 году до Каракорума — столицы монгольского великого хана. Побывал здесь и сам Ярослав, и братья его — Александр и Андрей, В глубине диких степей лежала столица…

Позже сюда пришел Плано Карпини — папский посол, еще позже, в XIV веке, в Тибет пробрался францисканский монах Одорико из Порденоне, побывавший в Лхасе — столице Тибета. Однако Одорико оставил после себя такую живописную смесь были и вымысла, что и все им описанное многие исследователи оценили как не вполне вероятное.

После францисканца ни один европеец не мог проникнуть в Тибет в течение трехсот лет, пока это не сделал иезуит Антоний Андрада. В 1624 году он вышел из Индии, преодолел Гималаи, дошел до истоков Инда и добрался до Кукупора. О своем путешествии Андрада издал в Лиссабоне книгу. Но самое ценное из того, что было известно о Тибете, добыл монах Орацио делла Пенна. Он прожил в Лхасе четверть века, основал в ней католическую миссию — за тем и прибыл, овладел языком тибетцев и изучил их жизнь и обычаи.

Это было в начале XVIII века, а в XIX веке в Тибет стали пробираться и англичане — Томас Маннинг, чуть раньше и Джордж Богль. Но лишь самые поверхностные, случайные сведения добыли они. Вот почему Пржевальский всей душой стремился в те земли, для европейцев загадочные и недоступные уже столько времени.

В начале сентября 1870 года Пржевальский вместе с молодым своим товарищем, бывшим учеником его в Варшавском училище, а теперь подпоручиком Михаилом Александровичем Пыльцовым выехал в Иркутск из Москвы.

В это же время из Кронштадта выходит корвет «Витязь», взявший курс к берегам Новой Гвинеи. На его борту находится молодой человек — ему всего двадцать три— темноволосый, курчавый, с умным взглядом глубоких выразительных глаз. Миклухо-Маклай, как и Пржевальский, на пороге осуществления давней мечты. В разные стороны повели их дороги, а к цели одной.

Никто из них не ведал, что встретит в пути, но оба были готовы к любому повороту судьбы. Трудностей, неожиданных, которые и предусмотреть невозможно, у каждого было достаточно — преодолевать их приходилось едва ли не на каждом шагу. Возможно, Миклухо-Маклаю временами пришлось тяжелее — он был один и мог рассчитывать лишь на себя самого, но на дороге Пржевальского часто случались минуты смертельной опасности, когда и сам он не мог ничего предпринять.

…В тот день из-за гор наползли внезапные тучи и разразился ужасный ливень. Из всех ущелий и прямо с отвесных скал хлынули потоки воды, превратившиеся на дне ущелья — как раз там, где путешественники разбили палатку, — в бурный селевой поток. Он несся, выворачивая и увлекая за собой огромные камни, сотрясая землю и заполняя ущелье грохотом. Лес, только что стоявший по краю ущелья, мгновенно исчез, как будто его и не было, и только в разных местах грязевого потока виднелись вырванные с корнем деревья. Большинство же из них камни перетерли в щепу.