И вблизи и вдали

В этом, поистине историческом, фильме можно увидеть и услышать совсем молоденького Владимира Высоцкого, поющего свою знаменитую песню "Но парус, – порвали парус! Каюсь, каюсь, каюсь" и комментирующего уровень текстов "профессиональной" эстрадной песни: "Есть, например, песня, которая начинается так "На тебе сошелся клином белый свет". Строчка эта повторяется три раза. И два автора текста!" Совсем юный Булат Окуджава поет "Надежды маленький оркестрик" и тут же заявляет, что песен больше писать не намерен. Молодой улыбающийся Владимир Фрумкин полемизирует на сцене с таким же молодым Юрием Андреевым. Что касается меня и Евгения Клячкина, то нас из ленты вырезали по личному указанию тогдашнего ленинградского партийного босса Василия Сергеевича Толстикова, который, подобно великому вождю, лично просматривал все фильмы, создаваемые в подведомственном ему городе. "Пока я здесь первый секретарь обкома, людей таким профилем на ленинградском экране не будет", — сурово заявил он, и нас с Клячкиным немедленно из фильма изъяли. Фрумкин же, по явному недосмотру Толстикова, остался. Позднее Василий Сергеевич Толстиков был направлен послом в Китай, где по слухам "принял французского посла… за английского и имел с ним продолжительную беседу", а также якобы спросил, выйдя на трап самолета в Пекине у сопровождавшего его переводчика: "Почему эти жиды сощурились?" Но это уже совсем другая история. Я вспоминаю слова Иосифа Бродского: "Свобода - это тогда, когда ты забываешь имя и отчество диктатора". Справедливости ради, следует признаться, что я до сих пор отчетливо помню все имена и отчества диктаторов и не только такие как Никита Сергеевич, Леонид Ильич или Юрий Владимирович, но и такие как Фрол Романович, Василий Сергеевич или Григорий Васильевич…

В связи с этим вспоминаются заметки одного из старейших ленинградских писателей Израиля Моисеевича Меттера, опубликованные в статье Я. Гордина "Дело Бродского", о процессе над Иосифом Бродским.

После ареста в феврале 1964 года Бродский содержался под стражей в одиночной камере предварительного заключения Дзержинского райотдела милиции. Заместителем начальника этого райотдела, как пишет Меттер, был капитан Анатолий Алексеев - "на редкость интеллигентный образованный молодой человек, азартный книгочей", который, по возможности, старался облегчить Бродскому его пребывание в одиночке. Вот что пишет И. М. Меттер дальше:

"…В том, как мне все это рассказывал Анатолий, я ощущал некую его сдержанность, вроде бы хотел сообщить что-то еще, но не решался. Перед самым уходом решился. Сказал, не глядя мне в глаза:

— Не советую вам встревать в это дело. Оно безнадежное.

— То есть как безнадежное! Откуда это может быть известно до решения суда?! - взъерошился я. - Не сталинские же времена!

— Да оно уже решенное. Василий Сергеевич распорядился, суд проштампует – и вся игра.

— А кто он такой, этот Василий Сергеевич? - наивность моя была безбрежна.

— Ну, вы даете! — грустно качнул головой Анатолий, — Василий Сергеевич Толстиков. Первый секретарь обкома"…