И вблизи и вдали

Люк открыт, пилот, высунувшись из рубки, машет нам рукой. Подходить вплотную опасно, так как волна может навалить мотобот на аппарат и повредить его хрупкие системы. Поэтому за борт выгружается резиновая надувная лодка. Несколько ударов короткого деревянного весла - и мы возле "Аргуса". Смена экипажа - пилот ловко прыгает в лодку, а я, ухватившись за край рубки, пытаюсь перебраться на "Аргус". Это непросто - босые ноги скользят по мокрой покатой обшивке корпуса. Наконец, завершив пересадку, передаю в люк вещи и втискиваюсь сам, попадая таким образом в обитаемый отсек. Встаю ногой на кресло и, стараясь не задевать Вострые углы, проскальзываю в самый низ, на дно отсека, где перед нижним иллюминатором лежит тюфяк. Это мое рабочее место. Ложусь на правый бок и осматриваюсь. Прямо надо мной торчат босые ноги экипажа - Виталия Булыги и Сережи Холмова. Выше, за толстым стеклом иллюминатора, в желтизне дробящихся волн, ослепительно вспыхивают солнечные лучи. На уровне глаз-два нижних иллюминатора, за которыми качается ярко-бирюзовая вода с серебряными пузырьками. Правое плечо упирается в пульт с рядом тумблеров. Это включение забортных прожекторов и других электрических систем. Под правым локтем микрофон магнитофона, рядом, на резиновом шланге, спусковой крючок подводной фотокамеры. Стоит нажать на него - и следует ослепительная фотовспышка. Слева, недалеко от тюфяка - два аварийных противогаза. Люк задраен. Холмов включает микрофон подводного телефона: "Витязь, я Аргус. Прошу разрешить погружение". В ответ слышится: "Аргус, я Витязь. Погружение разрешаю". Солнечный свет в иллюминаторе начинает гаснуть. Аппарат поскрипывает. Капли соленой воды из-под люка падают мне на спину. Вплотную приникаю к стеклу. Мелкие пузыри воздуха стремительно проносятся кверху. Рядом с ними медленно перемещаются вверх большие белые хлопья, похожие на снег. Вспоминаю, как во время моего первого погружения в Тихом океане я спросил у командира аппарата: "Саша, почему они всплывают?" — и он насмешливо ответил: "Это планктон. Не он всплывает, а мы погружаемся".

В отсеке снова звучит голос Холмова: "Витязь, я Аргус. Глубина сорок метров. Продолжаю погружение". Снова две холодные капли обжигают разгоряченную спину. И опять вспоминаю 78-й год. Это было время, когда специализированных судов-носителей подводных аппаратов еще не было, и "Пайсис" опускался прямо с борта "Дмитрия Менделеева". Мне с большим трудом удалось попасть в число научных наблюдателей. Уже опытные подводные пилоты Александр Подражанский, Анатолий Сагалевич и Владимир Кузин относились к нам, новичкам, покровительственно и несколько насмешливо. Еще бы - у них за плечами были многочисленные погружения у берегов Канады и на Байкале. Об этом писали все газеты. Они были настоящими героями, подводными "волками", а мы - робкими "чечако". Тогда погружения на "Пайсисах" в океане только начинались. Аппараты, не имевшие специальных помещений на судах, стояли просто на верхней палубе, что не улучшало их состояния. Иногда поэтому возникали отказы разных систем.

Инструктируя нас, пилоты строго предупреждали, что в обязанности подводного наблюдателя входит прежде всего следить за неполадками в электросети (короткое замыкание может привести к пожару - так уже погиб один американский экипаж), за герметичностью обитаемого отсека (водяная тревога) и за системой очистки отсека от углекислого газа. Обо всех нарушениях надо срочно докладывать командиру. Мы должны также научиться управлять аппаратом, чтобы "в случае, если два других члена экипажа выйдут из строя, обеспечить его всплытие". Инструктируя меня, Саша Подражанский сказал: "Ну, это-то вряд ли понадобится, в случае чего, ты первый загнешься". И улыбнулся: "Ну что, нагнал на тебя страху? Пойдем лучше выпьем".

"Во время первого погружения, — говорят пилоты, — от наблюдателя проку мало - он обалдевает". Действительно, в это время находишься в состоянии, "близком к эйфории". Я как-то спросил одного из наших солидных ученых, первый раз в жизни участвовавшего в погружениях, о его впечатлениях. "Понимаешь, — ответил он мне, — когда задраили люк и аппарат стал погружаться, и все вокруг как-то странно заскрипело и закачалось, я подумал:

"Господи, и зачем я сюда залез, чего мне в жизни не хватало?" "Молодец, что не врешь, — засмеялся я, — со мной в первый момент было то же самое".

Так вот, во время первого погружения на "Пайсисе" в Тихом океане, на атолле Хермит, я старался ни в коем случае не показывать своего волнения и в то же время внимательно следить за всем, что грозит аварийной ситуацией. Помнится, мы уже легли на грунт на склоне океанского вулкана на глубине 400 метров, и я только начал, про все позабыв, увлеченно диктовать на магнитофон первые наблюдения, как вдруг мне на спину что-то капнуло. Я поднял голову, и в лицо мне брызнула вода. Вглядевшись, я, несмотря на жару, похолодел: от крышки люка в верхней части отсека, медленно змеились струйки.