И только пепел внутри…

План созрел сам собой. Сейчас я поменяю ему повязку, попрошу помочь мне придерживать бинт, а сама в этот момент аккуратно опрокину ногой бутылку, которую он, точно, поставит на землю, пока я занимаюсь его перевязкой.

Выйдя из подъезда, отпустила Фантика с поводка. Объяснять ему ничего не нужно было. Он точно знал, что нужно делать на улице, а уж если рядом оказывался его брат, то он вовсе забывал о моем существовании, пока они дурили.

Без заминок и сомнений направилась к Паше, который, либо не замечал моего приближения, либо умело игнорировал. Скорее – второе. Он, вообще, любит меня игнорировать или отворачиваться, когда мы оказываемся на одной площадке.

Что ж, его можно понять. Вряд ли на данном жизненном этапе ему нужна болтовня ни о чем с дамой с собачкой из одного из соседних домов.

По мере моего к нему приближения всё очевиднее становилось, что в руках у него не алкоголь, а обычная кола.

Сразу стало легче дышать. Словно кто-то сорвал с ребер туго намотанную колючую проволоку.

– Не помешаю? – спросила я аккуратно.

Безразличный взгляд медленно скользнул по мне, поднимаясь к лицу. Рука с зажатой в ней стеклянной бутылкой, сделала неопределенный жест в воздухе:

– Всё равно, – изрек мужчина и отвел взгляд в сторону резвящихся щенков.

– Я хочу перевязать тебе руку, – произнесла я аккуратно и присела рядом с ним на низкий заборчик. – Не против?

Постучала кончиками пальцев по кейсу с медикаментами и выжидающе уставилась на мужественный профиль. Без той лохматой бороды он гораздо привлекательнее. Во времена бурной молодости я бы могла даже влюбиться в него.

– Всё равно, – повторил он, словно машинально. Взгляд всё еще был сосредоточен на щенках, но смотрел он куда-то, явно, сквозь них.

Пнула себя мысленно несколько раз за то, что сейчас Паша, скорее всего, погружен в водоворот не самых приятных мыслей, связанных, наверняка с его женой.

А всё чертовы цветы, которые послужили отправной точкой для этих самых мыслей. И, как минимум, два человека на этой планете не находят себе места весь сегодняшний вечер.

– Дай, пожалуйста, руку, – попросила я робко.

Паша даже не взглянул в мою сторону, прежде чем протянуть раненую руку, бинт на которой уже был грязноват, но, к счастью, не в крови.

Аккуратно разрезала его и сняла с ран, которые уже начали затягиваться.

– Думаю, что с завтрашнего дня тебе можно начать ходить без бинта, – сказала я, словно в пустоту. Мужчина никак не отреагировал на мои слова, продолжая смотреть прямо перед собой.

Ладно, сегодня он имеет на это право.

В молчании обработала раны от укусов и перебинтовала руку новым белоснежным бинтом. Снова бросила робкий взгляд на мужской профиль, не выдающий никаких эмоций. Он, наверное, вообще забыл о моем здесь присутствии, глядя перед собой в свете яркой луны.

– Паша… – начала я неуверенно и услышала тяжелый вздох.

Он меня слышит, хоть и не рад этому, – уже хорошо.

– … Я бы хотела извиниться за сегодняшний инцидент с цветами. Ты, возможно, не планировал покупать их для того, для чего я тебе практически навязала.

– Не думай об этом, – произнес он сухо, но так и не соизволил взглянуть мне в глаза.

– Я не могу не думать об этом, потому что знаю и понимаю, насколько это может быть тяжело…

Тихая, но очень едкая усмешка остановила поток моих извинений.

– Что смешного я сказала?

Внутри колыхнулся океан дремлющих эмоций. Волны злости набирали высоту в геометрической прогрессии, грозясь вот-вот смести целый мегаполис чужого мнения, вставшего у них на пути.

– Понимаешь? – наконец, повернулся он ко мне и заглянул в глаза. Две черные бездны смотрели на меня брезгливо и высокомерно. – Думаешь, посмотрела со стороны и всё поняла? Понимаешь, каково это – хотеть сдохнуть каждый день, но продолжать влачиться кожаным мешком по ранее составленному маршруту дом-работа? Ты это понимаешь?

Каждое его слово было подобно плевку дерьмом прямо мне в лицо.

– Хочешь сдохнуть, говоришь? – моя очередь плеваться ядом, глядя ему в глаза. Расстегнула широкий ремешок наручных часов на левой руке и поднесла запястье к его лицу, заставив Пашу взглянуть на него. – Настолько сильно ты хотел сдохнуть?

Взгляд темных глаз сосредоточился на моем запястье. Мне не нужно было смотреть туда же, ибо я знала, что там начерчены три рваные полоски шрамов, которые имеют бледный цвет в любое время года, в любое время дня и ночи.

И каждую секунду служат мне напоминанием крайней степени отчаяния, вкус которого я познала сполна.

– Хотел?! – повторила я свой вопрос, почти сорвавшись на крик.

Внимание двух черных колодцев вернулось к моему лицу, но Паша продолжал молчать.

И это злило еще больше. Лучше бы послал меня куда подальше, чем смотрел так… жалостливо? Что это за эмоция, вообще? О чем он думает? Почему молчит?