И тогда я ее убила

Это ужасно, но я ничего не могу с собой поделать. Фрэнки втискивается между мной и молодой читательницей, вид у которой совершенно перепуганный. Все в магазине перестали разговаривать и уставились на меня.

— Зачем ты так со мной?

Я как безумная отталкиваю Фрэнки, но он обеими руками держит меня за плечи, а потом, приобняв, увлекает прочь.

— Что происходит? Эмма, возьми себя в руки. Что с тобой?

Я оглядываюсь на женщину, та на грани слез, ее утешает подруга, сердито уставившись на меня. Теперь я уже не считаю, что она написала те отзывы. Наверное, ее и правда зовут Беатрис.

— Эмма, ответь мне!

Я не хочу отвечать, но он и сам может все выяснить. Лучше уж ему услышать мою версию. Я набираю в грудь побольше воздуха, говорю:

— Кажется, меня преследуют, — и ударяюсь в рыдания.

Фрэнки отводит меня в дамскую комнату, убедившись сперва, что там никого нет, и обнимает — крепко, сочувственно, ласково.

— Что значит «преследуют»?

— То и значит, — умудряюсь выговорить я, не переставая плакать. — Анонимные звонки, странные письма на электронку, всякие такие штуки. — Не хочется отправлять его прямиком на страничку книги на «Амазоне».

— В полицию заявила?

— Нет пока. Думаешь, надо?

— Да, конечно. И немедленно.

Вид у него сосредоточенный. Ясно, что он пытается найти способ как-то исправить ситуацию. Я с мольбой смотрю на него, и он кротко улыбается.

— Знаешь, говорят, пока тебя не преследуют, ты никто.

— Очень смешно, — отвечаю я и сморкаюсь в бумажный носовой платок, который он мне протягивает.

— Послушай, дорогая, такое постоянно случается. Твоя книга в списке бестселлеров. Я уверен, ничего опасного, просто фанат какой-нибудь. Перешли мне письма, взгляну на них, но на твоем месте я бы не волновался.

Я ничего не отвечаю. Ему-то откуда знать, опасно это или нет? Без сомнения, среди полицейских дел об убийствах много таких, про которые сперва говорили: «Я не стал бы слишком волноваться, скорее всего, это ерунда».

Он достает из кармана рубашки ручку, ищет в своей трубке номер телефона и пишет его на тыльной стороне моей руки.

— Запишись на прием. Доктор Кравен. Он самый лучший и позаботится о тебе.

— Фрэнки, я не уверена, что врач мне поможет.

— Эмма, ты ужасно выглядишь. У тебя стресс. Он выпишет тебе что-нибудь, чтобы справиться с тревогой. В любой ситуации себя надо беречь.

— Может быть.

— Уж поверь мне.

Фрэнки высовывает голову из дверей туалета.

— Горизонт чист. Я что-нибудь придумаю и извинюсь за тебя.

Он берет меня под локоть и быстро ведет прочь. Вокруг еще много народу, всем интересно, что будет дальше. Я не вижу женщины, на которую недавно наорала.

Столик уже подняли, а вот книг не видно. Наверное, устроители решили, что на сегодня хватит автографов.

Фрэнки ловко проводит меня через магазин, и вот мы уже снаружи, и он подзывает такси.

— Поезжай домой и отдохни, дорогая. Это приказ твоего издателя. А вечером позвонишь и скажешь, как у тебя дела.

— Спасибо, Фрэнки. Мне правда очень жаль, что так вышло.

— И свяжись с доктором, — велит он, прежде чем захлопнуть дверцу.

* * *

В такси я первым делом проверяю страничку «Амазона» и вижу, что те два комментария по-прежнему на месте. Потом, уже дома, проверяю еще раз. Новых записей не появилось, спасибо и на том. Я чувствую себя совсем больной.

Снова пишу в «Амазон». Если понадобится, я завалю их письмами и заставлю действовать. Потом опять пытаюсь дозвониться, но мне так и не удается выйти на живого человека.

Середина дня, и я поднимаюсь в спальню прилечь, поскольку не знаю, что еще можно сделать. Мне снится какое-то безумие, будто я падаю. То есть вначале я стою у гребня хребта, и нужно перебраться на другую сторону. Всем вокруг легко это удается, а у меня не получается. Чтобы перевалить через хребет, нужно подняться по очень длинной и очень ненадежной лестнице, которая упирается в дно ущелья. Я не понимаю, как другие с такой внешней легкостью справляются с задачей, ведь существует вероятность потерять равновесие и свалиться в ущелье, поэтому решаю остаться тут. А потом наклоняюсь и вижу на дне лежащее в луже крови изувеченное тело Беатрис.

Я просыпаюсь в холодном поту, закрываю руками лицо и издаю стон облегчения, ведь все это оказалось лишь ужасным сном, и на миг жизнь опять прекрасна. А потом я вспоминаю.

Господи, что теперь со мной будет?

Свет тускнеет, день клонится к вечеру. Скоро вернется Джим, нужно спуститься в кухню и приготовить ужин для наших гостей.

А я так устала! Заставляю себя встать, и в конце концов мне удается спустить ноги с кровати. Голова кружится, поэтому я сижу еще некоторое время. Звонит телефон, я вскакиваю в надежде, что из «Амазона» хотят сообщить об улаженной проблеме, но это, оказывается, снова домашний. Я никогда не использую его, никому не даю его номер, да что там, я его даже не помню. Наверное, опять Элисон, кто же еще?