Это было немного необычно для Джорджа. Я привыкла, что он всегда ко мне внимателен, у него даже была привычка называть меня своей маленькой подругой: «Моя маленькая подруга Эмма, большая подруга Беатрис». Смешно сказать, но мне это нравилось.
Может быть, на уме у него было что-то важное. В конце концов, он всегда очень занят по работе, Беатрис довольно часто об этом напоминала: «Мой дорогой Джордж сегодня едва замечает мое существование. С тем же успехом я могла бы быть креслом. Но что тут поделаешь? Его занимает только работа, и в такие моменты я становлюсь креслом. Единственная надежда, что это кресло в стиле Людовика Четырнадцатого. Мне, кстати, всегда такое хотелось».
Я поднялась по лестнице, чтобы присоединиться к подруге. Она сидела за письменным столом и очень сосредоточенно что-то набирала на клавиатуре, поэтому я тихонько вошла в кабинет и уселась на свое обычное место на большом диване.
— А-а, милая моя, вот и ты. Как дела?
— Очень хорошо. Ты занята?
— Покой нам только снится. — Беатрис повернулась ко мне и сложила руки на коленях. — Итак, что ты мне принесла?
Нельзя сказать, что она вела себя недружелюбно, но неуловимые нотки в ее тоне заставили меня предположить, будто я ее раздражаю. Возможно, дело было в номинации. Или в вечеринке.
Я нагнулась к сумке достать оттуда папку с написанным; я и ноутбук с собой прихватила. Потом встала и положила папку на письменный стол.
— Давай посмотрим. — Беатрис взяла ее и быстро просмотрела содержимое. — Это что, схема сюжета?
— Боже, нет, просто наброски для первых глав. Жизнь успешного писателя выдвигает чуть больше требований, чем я ожидала. — И я засмеялась, надеясь на взаимное добродушное перешучивание в духе «А то я не знаю!» или «Это ты мне будешь рассказывать?» и так далее. Ведь теперь мы равны, так?
— Тогда зачем ты пришла? — вместо этого спросила Беатрис.
— Что ты имеешь в виду? Ты знаешь зачем.
— Мы с тобой строим планы, Эмма. Ты хочешь, чтобы я тебе помогла, я готова это сделать. Но пока что я вижу? Примерно ничего. Чем ты занималась все это время? Помимо фотосессий.
— Беатрис, ты шутишь? У тебя вообще есть представление, что со мной происходит? Мне дух перевести некогда! Если придется подождать, прежде чем я смогу продолжить работу над романом, так тому и быть. У меня ведь нет особого выбора, правда?
Беатрис фыркнула.
— Продолжить? Эмма, умоляю, — она смахнула содержимое папки на пол, — это никакая не работа.
Глаза защипало от подступивших слез.
— Ну зачем ты так.
— Единственный человек, который тут пока что работал, это я.
— Да ты издеваешься! Или, по-твоему, это не работа — то, чем я занимаюсь? Меня же в буквальном смысле на части рвут. Каждому хочется по кусочку, и мне уже почти нечего отдавать! — Тут я заплакала. Слезы разочарования и изнеможения наконец-то вырвались наружу, и я не могла их унять.
— Ну, Эмма, можешь расслабиться. Скоро все кончится.
— Думаешь? Как-то не очень похоже, Беатрис. Шумиха вокруг премии Пултона уже идет, а ведь это пока только шорт-лист. Можешь представить, что произойдет, если я выиграю?
Пару минут она с каменным лицом изучала меня, потом выпрямилась.
— Она все меняет, премия Пултона. Ты ведь понимаешь, правда?
Ох и ничего ж себе!
— О чем ты, Беатрис?
— Мы должны во всем признаться, Эмма. Я должна во всем признаться.
— Ты же не предлагаешь…
— Я ничего не предлагаю, я говорю тебе, что теперь, когда роман номинирован на Пултоновскую премию, мы должны сообщить миру, что его написала я, а не ты. Иначе это будет обман. Возможно, даже мошенничество.
Комната начала раскачиваться. Я почувствовала дурноту.
— Теперь уже не выйдет, Беатрис. И ты это знаешь, — удалось выдавить мне, но голос дрожал.
— Процесс запущен, Эмма. Я поговорила с Ханной…
— Что? С Ханной, твоим литературным агентом?
— Я поговорила с Ханной и предупредила, что у нас с тобой есть очень важное объявление. Она согласует выступление в «Открытой книге». Но сперва, конечно, поговорит с Фрэнки.
Фрэнки. От звука имени издателя сердце у меня затрепетало. Что подумает Фрэнки?
— Когда ты это сделала?
— Сегодня утром перед твоим приходом.
— Ты ей сказала?
— Лишь то, что говорю сейчас тебе. Ханна не знает, о чем пойдет речь. Я подумала, выйдет эффектнее, если мы откроем правду на шоу, согласна?
— Тебе не кажется, что вначале стоило обсудить это со мной?
— Вообще-то нет, но, так или иначе, вот сейчас я это с тобой и обсуждаю, верно?
Я вся дрожала: от злости, от страха, оттого, что могу лишь наблюдать за крушением моего мира, от отчаянной надежды убедить Беатрис, что мы зашли слишком далеко и поздно сдавать назад.
— Не верится, что ты призналась Ханне.
— Говорю же, сути она не знает, я только сказала, что мы хотим выступить в «Открытой книге». Если не хочешь, не приходи. Я только из вежливости тебя зову.
— Из вежливости?
— Прибыль пока что можешь оставлять себе. О моей половине не беспокойся.
Я молча села обратно на диван, глядя на нее. Почему она со мной так? Моя дорогая Беатрис, моя подруга, очень близкая подруга. Что происходит?