И солнце взойдет. Он

Не сказать, что она обладала серьёзным опытом в изысканных поцелуях, да впрочем, и в отношениях. Господи, Рене всего лишь двадцать четыре, из которых четырнадцать пришлось на глупое детство, и ровно на столько же она была младше Тони. Если подумать, жуткая пропасть. Но это его, похоже, совсем не беспокоило. Как не смущали не успевавшие за ним губы, ещё пока робкий язык и одеревеневшие от волнения пальцы, которыми Рене впилась в тёмные волосы. Но Ланг был хорошим учителем. Наверное, лучшим. И потому её била дрожь восторга и переполнявших эмоций. Руки покалывало от волнения, а в голове вдруг сделалось удивительно пусто. Так звонко, что сначала Рене застонала, а потом тихо вскрикнула, когда Энтони легко прикусил интуитивно подставленную для него шею. Он пытался лёгким поглаживанием расслабить напряженные мышцы, но стоило растянутым в улыбке губам найти её рот, как по телу вновь пробегала волна. И это было волшебно. Ведь, вопреки неловкости и смущению, Рене пыталась вложить в поцелуй всю свою душу, безграничное счастье и, конечно, любовь. А потому под плотно закрытыми веками звёзды снова закручивались в спирали галактик, в центре которых был Энтони. Его руки, дыхание, тепло рта и мятный аромат тела.

Рене не знала, в какой момент они всё же остановились. Когда в кабинете закончился воздух? Наверное. На меньшее она была не согласна. Но Тони стоял, уткнувшись носом ей в волосы, и что-то едва слышно пел. Неожиданно он пошевелился, поцеловал растрёпанную макушку и с тихим вздохом сказал:

– Тебе надо отдохнуть.

– Я ещё сутки на дежурстве, – ответила Рене и поглубже зарылась в тепло чёрного джемпера.

– Значит, придется вернуть Дюссо и отправить в операционную, – хохотнул Энтони, а потом она почувствовала новый поцелуй.

– Его ведь и так не уволят? Доктор Энгтан не даст.

– Не даст. Но и вернуть я его не позволю, – пришёл тихий ответ, и они опять замолчали. В объятиях Энтони было слишком уютно и невероятно спокойно, а потому Рене заворчала, услышав почти что приказ. – Иди, переодевайся. Я всё улажу и отвезу тебя домой.

– Но…

– Ради бога, хотя бы сегодня не спорь.

Хорошо. Для него всё что угодно. Рене снова прикрыла глаза и уткнулась носом в твёрдую грудь, где билось чёрное сердце доктора Ланга. Наверное, стоило спросить, что теперь будет. Но она не решилась, ещё раз втянула аромат мяты с примесью неизбежной месячной затхлости, а потом отстранилась.

– Мне надо в душ, – сказала Рене и вдруг смутилась. О господи! Уж наверняка Энтони сам догадался о таких мелочах! Вот дурёха. Но…

– Иди. Я подожду. – Он лишь пожал плечами, словно это их самый обычный разговор. Один из тех, что даже не замечаешь.

«Придержи здесь зажим».

«Конечно».

Рене нервно выдохнула. И, точно уловив витавшее вокруг волнение, Энтони вдруг посмотрел очень внимательно, будто чего-то ждал. Но она лишь неловко кивнула и направилась прочь. Чёрт! Рене понятия не имела, как следовало себя вести. Поцеловать? Обнять? Всё внезапно стало так удивительно сложно, что она растерялась. Однако, уже дотронувшись до вечно заедавшей ручки, на мгновение остановилась, а потом обернулась. Энтони рассматривал одну из коробок, но когда хлопка двери так и не последовало, вскинул голову, и его брови удивлённо приподнялись.

– Рене?

И в этот момент, на неё снизошла безбашенная решимость. Отпустив вредную ручку, Рене бросилась обратно так быстро, что Тони едва успел подхватить, когда она запрыгнула на него, обвила ногами крепкую талию и принялась судорожно покрывать поцелуями такое дорогое лицо. На долю секунды он растерялся, а затем с громким хохотом попытался не уронить их обоих. Его повело в сторону, но тут Ланг упёрся спиной в ещё пока целый шкаф и поймал её губы своими. Господи, как она была счастлива!

– Чёрт возьми, какая же ты ещё девчонка, – со смешком пробормотал Тони, пока Рене старательно изучала высокий лоб и поистине достойный нос.

– Это плохо? – напряглась она, но притворно-раздражённый взгляд вынудил фыркнуть.

– Разумеется, нет. Я просто только что вдруг это понял.

На то, чтобы торопливо привести себя в порядок и собрать все эти дни старательно расползавшиеся по отделению вещи, у Рене ушли рекордные полчаса. Шальным эритроцитом она носилась по коридорам и кабинетам, едва не натыкалась на стены и каждый раз глупо краснела, стоило оказаться где-то поблизости с Энтони. А он сидел за столом дежурной сестры и методично проверял журнал за журналом. Хозяин вернулся домой, и мощная машина огромного отделения вновь зажужжала колёсиками. Но, когда Рене наконец замерла перед Лангом, который раздражённо черкал прямо поверх чьих-то анализов, он резко захлопнул папку и встал.

– Идём.