И солнце не зайдёт (СИ)

   Когда Хоаким вернулся, Елена вовсю колдовала над его сестрой, бегая вокруг софы и требуя у фрейлин то гребень, то шпильку, то ленту и рассуждая, что ей-то живётся гораздо труднее, ведь такой нос ни под чем не спрячешь:

   - Разве что я заведу такую же вуаль, как у тебя. Давно хочу купить, но не знаю, как выбрать хорошую. Эти кружева такие хрупкие... Кстати, я слышала, Федериго Урбинский, лишившись глаза, перепилил переносицу, чтоб не мешала видеть... Вот я задумалась...

   - Это же просто жутко, - откликнулась Химена, подавая шпильку. - Я бы не выдержала. А мантилью мне плели на заказ, я спрошу Хоакима, где та мастерская.

   - Я смотрю, вы легко нашли общий язык, - Хоаким устроился среди подушек. Слуги подали мармелад и другие лёгкие угощения, которые очень уместны в жару, но истинный голод не утоляют.

   Фрейлины занялись трапезой, Химена послушно взяла кусочек мармелада, Хоаким тоже не отказал себе в сладостях. Елена была занята.

   Химена задала обещанный вопрос. Хоаким обрадовался возможности сделать Елене подарок. Елена тоже обрадовалась, потому что труд парикмахера был завершён, и результат того стоил.

   Дон Альварес похвалил талант гостьи, дона Альварес хватилась зеркала, на зов пришла кормилица, вручила Химене желанный предмет и придирчиво осмотрела новую причёску:

   - А ежели ленты убрать, то вроде и ничего...

   - С лентами лучше, - возразила воспитанница и встала, чтобы обнять новую подругу. - Эленочка, ты чудо! И переносицу пилить не вздумай! Лучше носи в волосах фероньерку, как невестка Федериго.

   - А какая у ней фероньерка? - Елена принялась за мармелад.

   - Скорпиончик. Она ведь воплощение жертвенности! Монахиня при живом муже, и все обязанности на ней, и... я перед ней преклоняюсь!

   - Она у меня ярая сторонница герцогов Урбинских и ждёт не дождётся, когда ненавистные Борджиа потерпят поражение.

   - Понятно, - кивнула Елена. Утверждение касалось лишь политической обстановки в Италии. Связь между скорпионами и жертвенностью она постичь не сумела. - Несчастная Италия, её прямо-таки штормит. Сплошные войны.

   - Сплошное разорение, - согласился Хоаким. - И торговля из рук вон плоха.

   - И всё-таки у них пышный двор, - не согласилась Химена. - Самые лучшие художники собрались, например... - она на мгновенье задумалась, - Рафаэль Санти. Да, Рафаэль. Я видела его картины.

   - Да, он расписывал у нас одну часовню, весь город ходил любоваться, - подтвердил брат. - Вы ещё не были в Санта-Мария дель Роса? Обязательно побывайте, я с удовольствием составлю вам компанию. Его Мадонны - это нечто, это сама нежность...

   Елена верила.

   - И после этого его перехватили Монтефельтра, - завешила Химена. - Они как раз проезжали наш город. У герцогини хороший вкус. Бедняжка, как ей тяжело приходится...

   У Елены накопилось много возражений на счёт того, чем может заняться жена при больном муже, ведь далеко не все эти занятия можно укрыть под эгидой жертвенности - да и незачем. Вот обе её невестки - Берта и Гертруда - ни в чём себе не отказывают и даже не строят из себя воплощённую добродетель. А мужья совершенно не возражают.

   Также она не соглашалась с общепринятым мнением о Борджиа. Обе её невестки лично знакомы с прекрасной Лукрецией и часто встречаются на Лысой горе. Семейство как семейство. Заурядное.

   Но она пришла сюда не спорить, поэтому в связи с Италией вспомнила лишь итальянские песни, одну из которых исполнила.

   Потом они перешли во внутренний двор, где Елену учили танцевать с кастаньетами, а после короткого урока похвастали марокканскими комнатами, которые Химена обставляла по собственному вкусу.

   Словом, вечер удался на славу. Дав себе клятву выучить испанский по-настоящему, без заклинаний, Елена прощалась с доной Альварес и кормилицей, которая уговаривала фрейлин Хильду и Грету набрать сладостей в дорогу, как будто они отправлялись не в соседний квартал, а самое ближнее - в Лиссабон, а дон Альварес собирался проводить гостью до дома. И вот посреди сей трогательной сцены посмел явиться цирюльник и напомнить сеньоре Химене о необходимости кровопускания.

   Химена небрежно кивнула, и отвела Елену в сторону, и призналась, что в последнее время неважно себя чувствует.

   - Иногда я боюсь, что на меня кто-то наводит порчу... Знаешь, я слышала, что в Африке на людей вроде меня - ну, с такой кожей - охотятся, как на дичь, - она всхлипнула, - чтобы использовать их плоть для колдовства... Знаешь, мне порой кажется, что на меня тоже охотятся... Я никому об этом не говорила, кроме тебя, даже брату. Я ведь могу тебе довериться?

   - Конечно, можешь, - ответила Елена и крепко обняла Химену. И на всякий случай посмотрела вслед подруге и цирюльнику. Тот, кто имеет доступ к твоей крови и волосам, может творить с тобой что хочет. Первое правило колдовства. Ну, в числе первых.

   Она невольно вспомнила, как Хоаким склонялся к копытам коня по дороге в Толедо, и сделалась задумчива и медлительна.

   Вечер был душным и красным, и длинные тени лениво волочились по горячей земле.

   Тени.