И снова через фронт…

Ругаясь, несколько полицаев пробрели мимо. Через кусты Овидий увидел фашистского офицера с забинтованной рукой. За ним шли несколько карателей.

— Сюда! Вот его след! — раздалось уже позади.

«Они нашли след комиссара! — понял разведчик. — Но где же он? Успел ли скрыться?..»

Еще минут десять гитлеровцы безуспешно рыскали по болоту в поисках разведчиков. Горчакову эти минуты показались вечностью. Но вот стрельба и голоса врагов стали отдаляться… Вскоре вокруг все как-то неожиданно стихло. Робко пискнула болотная пичужка. Но Горчаков не верил зловещему молчанию.

Вдруг в верхнем, просветленном солнцем слое болотной воды он ясно разглядел какие-то розовые струйки. И в это время почувствовал боль в правом бедре. При виде крови его бросило в жар. Обожгла догадка. «Это моя кровь?.. Я ранен. Надо выбраться из болота на берег! Но там может быть засада… А чего ждать? Пистолет со мной. Это хорошо…»

Овидий попытался выползти из ямы. «Когда же меня ранило?.. Вероятно, когда прыгнул в кусты… Нужно выбраться… Во что бы то ни стало выбраться… Выбраться…» Чтобы не закричать от боли, он стиснул зубы и, цепляясь за кустарники, выкарабкался на сухое место. Взглянул на свою ногу и остолбенел. В глазах помутилось…

Пуля пробила ему правое бедро.

Когда к разведчику постепенно стало возвращаться сознание, возвращалась и боль. Но он понял, что надо хоть как-нибудь перевязать рану. Достал из кармана мундира красноармейский индивидуальный пакет. Кое-как перевязал раненое бедро. Затем наложил крепкий жгут из поясного ремня.

«Надо искать своих. Если каратели ушли, здесь кто-нибудь может появиться из наших. Друзья не оставят. Это точно. Они будут искать нас с комиссаром…»

Ценою невероятных усилий Овидий поднялся с земли. Постоял с минуту на левой ноге, потом попробовал встать на правую. От резкой боли сразу же упал и снова потерял сознание. Придя в себя, осмотрелся. В метре лежал автомат. Потянулся за ним. Перевалился на левый бок. Достал его. Пополз на возвышение. Когда выбрался наконец на поляну, то настолько обессилел, что снова потерял сознание.

Очнувшись, оглядел себя. Под лучами полуденного солнца одежда начала высыхать. Влажным оставалась только брючина: это просачивалась сквозь бинт кровь.

Кружилась голова. Временами он терял ощущение реальности. Боль стремительно росла и разливалась по всему телу. Сжав зубы, затянул покрепче жгут и снова пополз. «Если партизаны слышали стрельбу, то, возможно, догадаются, где я. Не бросят. Выручат, — старался успокоить он себя. — А если считают меня убитым? Нет, все равно Коля Барашков должен искать. Он найдет. Обязательно найдет…»

Горчаков пополз, кругом стояла таинственная, жуткая тишина. Откуда-то издалека донеслось несколько выстрелов, и опять все стихло. Солнце садилось. В наступающих сумерках лес слился в одну серую массу. Все тело сковал леденящий холод. Окоченевшие руки плохо повиновались. Горела лишь раненая нога. Тогда Овидий забрался в гущу ивняка, взял автомат и затаился. Потом вытащил пистолет из забитой жидкой грязью кобуры, вытер его о мундир. Никогда не думал он, что так трудно нажать на спуск? Дать сигнал? Но кто подумает, что это он стреляет? А что, если придут фашисты?.. Тогда дуло к виску… Нет! Еще не все потеряно… Его обязательно найдут! Он еще повоюет.

По лесной колее вдоль болота бесшумно шли два человека. За плечами винтовки. У одного алела ленточка на фуражке. Заметив их, раненый обрадовался.

— Ребята! — прохрипел он, мобилизовав остаток своих сил. Незнакомцев сразу же как ветром сдуло. Вскоре раненый услышал негромко, но властно произнесенные слова:

— Брось автомат!

Горчаков перевалился со спины на бок, запрокинул, сколько мог, голову и увидел молодого парня с винтовкой, нацеленной на него.

— Ты кто? — тихо спросил парень. Глаза его подозрительно скользнули по эсэсовскому мундиру. Второй парень тем временем быстро и ловко обезоружил раненого.

— Я свой, ребята…

— Придется в лагерь тащить, — сказал со вздохом парень с алой лентой. — Там разберутся.

Раненый ничего не ответил. Он снова впал в забытье.

Овидия уложили на самодельный стол. В руках партизанского доктора защелкали ножницы, разрезая мокрые бинты.

Вскоре на бедре забелела повязка из чистого бинта. Затем к ноге парашютными стропами примотали что-то вроде самодельных шин.

Горчаков почувствовал прикосновение ко лбу чьей-то руки.

— Ничего! Потерпи! Все будет хорошо… Боль пройдет…

Разведчик снова, уже в который раз, впал в полузабытье. Вывел его из этого состояния радостный голос. Словно издалека до него донеслись слова:

— Лежи, лежи. Не шевелись! Перевязку уже сделали. Будет легче… Мы думали, что ты погиб в болоте… И Николай Карпович спасся…

Овидий увидел добрый взгляд своего верного друга Коли Барашкова.

Вскоре раненого посадили верхом на буланую крестьянскую лошадь. Кто-то из партизан взял коня под уздцы и повел по лесной тропе. Николай Барашков шел рядом и придерживал друга в седле. Разведчики направились в расположение своей группы.