…И при всякой погоде

Существовала ироничная закономерность, согласно которой первого сентября, каждый год, на улице стояла погода – промозглая и до костей пробирающая. День этот всегда начинался по-уистлеровски – гармония в дождливо-сером и пасмурно-слякотном. Ирония заключалась в полном соответствии – внешнего и внутреннего, настроения и погоды. Оба прогнозировались точно, до деления – и никогда не подводили. Настрой утра был смешанным – но не смешным. Пробуждение в этот день символизировало начало нового – хорошо забытого старого, порядком поднадоевшего – и мешавшего на ночь заснуть. Это новое не приносило радости или утешения – только тоску, а с возрастом – и скуку. Как и на мою душу, на мир ложилась утром пелена – тяжелая и непроницаемая, тянувшая к земле – и к приземленному. В уныло-серые тона окрашивалась каждая мысль, каждое событие и действие. Выходя на рассвете в сад, ощущаешь бодрящую свежесть и кристальный покой росинок. Они так же свежи, изящны и совершенны – висят и поблескивают. Мир прекрасен и спит. Ты же дрожишь и кутаешься, зябко – хочется обратно в дом.

Холодная и торжественная красота утра и события (Дня знаний) проникали в ум и сердце одновременно – и одновременно властвовали там. Символом двойственности был букет – белых хризантем. Красивых и влажных, хрустевших на линейке оберткой – и неудобных. Нужно было не помять, не сломать, не испортить – отдать учительнице. Сохранилась фотография: пухлощекий мальчик улыбается в камеру. Он в красной курточке-ветровке, горлышко закрыто воротничком – на липучке. На плечах скреплены лямки, за спиной – рюкзак. Огромный. Он тянет его назад, но букет в руке, со свисающей ленточкой – вперед. В протянутом и дарящем жесте, немного неуверенном и жалком – как его лицо и настроение. В действительности, оно куда хуже – это страх. От него стучит в висках – и морозит пальчики. Рука, держащая цветы, онемела. В другой руке (уже не фотография) ее рука – Риты Короленко. Первый класс, конец линейки, торжественная музыка – нас ведут туда. Потом фотографируют. Я сижу рядом с Аркашей и раскрашиваю паровозик. Глеб на задней парте кажется большим (классе в четвертом, наверное), в темном пиджаке, широкий и представительный. Анина мама, как и всегда, в центре. Много улыбается, фотографирует. На дом задают рисунок – семья. Уже тогда не только боюсь – но и ненавижу Анну Валерьевну. Рисовать не люблю. Ее сменяет Лариса Федоровна, затем еще одна (Пипетка), наконец – Анастасия Павловна. Все они ведут себя на линейке по-разному – все мне не нравятся. Первая и последняя – улыбчивые и добрые, но мне не до этого. Я пришел с родителями и ищу своих. Кругом еще пусто. Я пришел рано. Ищу и наше место на площади. Черты проведены мелом заново, собирается дождь, в животе сдавлено. Стоим слева от входа – класс десятый. Рядом – Антон, в смешной шапочке с помпонами. Но выглядит уверенно, лицо – добродушное, с хитринкой. Стоим перед входом – класс девятый. В толпе напротив, спереди – она. Я уже влюблен в нее. Она в красном костюме с юбкой, тоже у Анастасии Павловны и со странным европейским именем – которого не знаю еще. Стоим где-то – класс одиннадцатый. Все уже привычно и не так страшно – но тоскливо по-прежнему. После уроков же, снаружи – иначе.

К тому времени я научился уже воспринимать эстетику осени – увядающую и романтическую. Золото ее стало для меня любимым периодом. Образы утра (завтрак, пасмурное небо, руки в карманах, меловые черты, звонок) сменялись образами дня и вечера. Образами из рассказов родителей, гулявших неподалеку – и видевших интересную лужу, собаку, забор. Образами с фотографий, на одной из которых – Ира. Она стоит там рядом с первоклассником – немного потерянным, смущенным, со съехавшей набок бабочкой. Она же – в красном платье выше колен, и одна рука – на плече у мальчика. В другой она держит сумочку и букетик, ножки (с черными каблучками) заставлены одна за другую. Пальто сидит легко и распахнуто. Видно золотой поясок – и линию платья, бантом сходящуюся кверху. Волосы распущены и золотятся. Рядом шарики, забор – и пышные кусты. Как и учебный год, осень только начинается – но для нее все давно закончилось. Рядом с мальчиком, словно старшая сестра, она кажется особенно взрослой и женственной. Вместе они – как символ преемственности поколений, но в то же время – уникальности их. Изящная, красивая женщина поддерживает малыша на пути вперед – и тем вызывает еще большее восхищение, и без того давнее и огромное. Меня интересует мысли малыша, его ощущения. От первого дня, от девушки рядом – от мира и воздуха вокруг. Но куда больше я восторгаюсь. Ставлю себя на его место, чувствую ее руку – и наслаждаюсь. Но наслаждаюсь и фотографией, и воспоминаниями – и тем чувством, которое еще сильно и нескоро отпустит. Оно в новинку для меня. Уже не раз бывало похожее, притворявшееся им – но не это. Это, как бы сказали – первая любовь. Слепая, всепоглощающая – и настоящая.