И отрёт Бог всякую слезу с очей их (СИ)

— Очнулся, — глубокий бархатный женский голос донёсся до его ушей. — Это хорошо, что ты очнулся.

Он попытался привстать, но явно ослабленный организм не оценил такого рвения.

— Лежи, — обладательница того же голоса надавила на его плечо изящной рукой. — Здесь никто не исцелит тебя с помощью алхимии, придётся опять резать и заново зашивать.

Она, осторожно придерживая голову пациента, вытащила интубационную трубку. Кимбли с трудом втянул воздух — ребра словно сжало и горло немилосердно саднило, зато удалось пошевелить онемевшими губами. Трясущимися пальцами он попытался натянуть одеяло повыше, но сил не хватало даже чтобы скомкать чёртову ткань. Он сжал зубы — неужели нельзя было остаться навечно там, в белой пустоте? Или в бесконечном аллегро оркестра стенающих душ? Или куда там положено попадать таким, как он? Точно — в Ад.

— Холодно? — в её голосе не было ни тени беспокойства.

— Да, — голос вышел хриплым и надтреснутым.

Кровать покачнулась — он понял, что посетительница встала с края его тесного и, судя по окружающим звукам и запахам, явно больничного ложа. Перед глазами плыло, и всё, что он успел рассмотреть, так это короткий белый халат и длинные чёрные волнистые волосы, стянутые в высокий хвост. Под такое описание попадало не менее двух сотен уже виденных им женщин.

— Не шевелись, — чуть теплее проговорила она, накрывая его принесённым вторым одеялом. — Говорить можешь, это хорошо.

В глубоком декольте мелькнуло что-то знакомое, но сфокусировать взгляд у Кимбли не получалось. Он не без труда все же вытащил руку и бесцеремонно провёл кончиками пальцев по светлому шраму в виде уробороса.

— Прошу прощения.

— Пустое, — она рассмеялась и села на край кровати. — Я помню твоё дело, Зольф Кимбли, Багровый алхимик. Не ожидала увидеть тебя здесь.

Он ненавидел оказываться в заведомо худшем положении, нежели оппонент. И хотя сейчас Багровому было совершенно неясно, на его стороне эта женщина или нет, его положение было абсолютно незавидным: перебинтованный торс и шея, игла в вене, омерзительное самочувствие и абсолютное непонимание, где он и с кем. Плюс было ещё кое-что. Опустошающая, звенящая пустота там, где он всегда фоново ощущал присутствие некой силы. Силы, с которой он был на ты, которая позволяла ему ходить по острию ножа, которая раскрывала его талант, как бутон неведомого цветка. Силы, которая питала его алхимию.

— Здесь меня зовут Леонор, Леонор Шварц, и я, — она улыбнулась ярко накрашенными губами, — как ты можешь видеть, сестра милосердия.

Последнее слово в её устах звучало как-то совершенно непотребно.

— Ты можешь называть меня по старой памяти Ласт, — она провела пальцем с длинным острым коготком, так неподобающим женщине её профессии, по тыльной стороне его ладони.

С Похотью Кимбли пересечься не довелось, но он по воспоминаниям Прайда и Глаттони знал о таком гомункуле, обращённом в горстку пепла горячим пламенем чересчур вспыльчивого тогда-ещё-полковника Мустанга. Багровый с трудом всмотрелся в лицо женщины. Красивая, полностью оправдывает своё имя — трудно остаться равнодушным, особенно если тебя ничто не связывает: ни привязанности, ни обязательства.

— Здесь… — он нахмурился. — Где я и что произошло?

Ласт поджала губы и посмотрела на него серьёзно, даже печально.

— В городе Мюнхене, эта страна называется Германия.

Кимбли не претендовал на экспертные знания в области географии, но был уверен в одном: такой страны не существовало.

— Это… — она замялась, — это иной мир. С другой историей, другими странами, другим менталитетом и другими науками. Например, здесь нет алхимии.

Значит, ему не показалось. Это не было ни последствием травмы, ни персональной насмешкой над его неоднозначной персоной.

— Сейчас двадцать второе ноября тысяча девятьсот двадцать третьего года. Наша бригада обнаружила тебя на месте взрыва в ночь на девятое ноября. Они хотели тебя приговорить, но фельдшер сказал, что ты ещё поборешься за право ходить по этой земле. — Ласт в задумчивости провела пальцем по его руке. — Никто не верил, что ты очнёшься. Несколько крупных осколков стекла извлекли из шеи, ещё три стали причиной проникающего ранения брюшной полости. А медицинской алхимии здесь нет, как ты уже понял.

Кимбли поджал пересохшие губы. Всё было, откровенно говоря, просто отвратительно. Ему уже доводилось лечиться от проникающего ранения, и, если бы не философский камень, неизвестно, где бы он сейчас был.

Он провёл рукой по затылку — чего-то явно не хватало.

— Чтобы не снимать окровавленный жгут, его просто срезали вместе с твоими волосами, — задумчиво произнесла она. — Надеюсь, тебе это не принципиально, здесь не пристало мужчинам носить длинные волосы.

— Мисс Шварц, — сипло проговорил он, — могу я попросить у вас воды?

— Разумеется, — она приподняла голову и рассматривала его из-под опущенных пушистых ресниц. — Только запомните, это очень важно: здесь я не мисс, а фройляйн Шварц. И можно просто по имени, — она прищурила свои глаза, которые то ли и правда были фиалковыми, то ли Зольфу показалось.