И один в поле воин

— Завтра утром пойду к генералу. Попробую на него повлиять, — пообещал Генрих.

Но генерал сам вспомнил о своем офицере по особым поручениям.

Нападение на замок произошло с субботы на воскресенье, а в понедельник утром Лютц позвонил своему другу и сообщил, что Генриха вызывает генерал по очень важному и срочному делу.

— Эверс вчера доложил командованию северной группы о происшедшем инциденте и получил приказ немедленно принять все меры к освобождению Штенгеля, — пояснил Лютц, как только Генрих прибыл в штаб. — А сегодня утром к нам явился представитель штаба северной группы и привез официальный приказ. В нем тоже главным образом речь идет о Штенгеле, а о графе и Функе упоминается лишь постольку-поскольку… Впрочем, иди быстрее, генерал уже дважды спрашивал о тебе.

В кабинете генерала, кроме него самого, находились еще Миллер и офицер с погонами оберст-лейтенанта, очевидно, представитель командования.

— А, обер-лейтенант! Наконец-то! — обрадовался Эверс. — Прошу знакомиться и садиться. Разговор у нас будет интересный и… немного неожиданный. Речь пойдет об очень ответственном поручении.

— Я весь внимание, герр генерал!

— Задание, которое мы решили вам поручить, выходит за рамки ваших обязанностей как офицера по особым поручениям, — как-то торжественно начал генерал. — Оно исключительное и особенное. Короче: мы решили послать вас в отряд гарибальдийцев.

Задание действительно было настолько неожиданным, что Генрих с удивлением оглядел присутствующих.

— Да, да, вам не послышалось. На вас возлагается миссия разыскать командира отряда и начать с ним переговоры об обмене заложниками. Мы согласны выпустить заложников в Пармо, если партизаны выпустят тех, кого захватили в замке. В случае каких-либо осложнений предложите выдать одного майора Штенгеля.

— Осмелюсь заметить, — вмешался представитель штаба, — если мы будем настаивать на возвращении именно Штенгеля, то тем самым можем его демаскировать. Партизаны начнут интересоваться, и…

— Вы правы, вы правы, — согласился генерал.

— Надо так вести переговоры, чтобы партизаны решили, что самая интересная для нас фигура — граф Рамони, — посоветовал Миллер.

— Что вы думаете, барон, о поручении в целом? — Эверс вопросительно поглядел на Генриха.

— Я готов выполнить любое задание, каким бы трудным оно ни было. Разрешите мне высказаться о форме, а не о сути. Вы не протестуете?

— Говорите, барон!

— Мне приходилось сталкиваться с партизанами в Белоруссии, и я убедился, они очень ревниво следят, чтобы не была задета их воинская честь. Думаю, что гарибальдийцы не составляют исключения. Если я пойду к ним один, они сочтут это за неуважение и наверняка откажутся от переговоров. Надо послать официальную делегацию парламентеров, хотя бы из двух человек. Это будет выглядеть солидно, и нам удобнее — можно будет посоветоваться, если возникнут какие-либо трудности.

— Я считаю, что обер-лейтенант внес правильное предложение, — первым согласился представитель командования.

— Герр Миллер мог бы быть вторым, — бросил Эверс.

Генрих увидел, как побледнел Миллер.

— Осмелюсь возразить против этой кандидатуры, хотя я и не мечтаю о лучшем спутнике, — Генрих поймал благодарный взгляд майора. — Боюсь, герр Миллер чрезвычайно популярен среди партизан — его машину уже раз обстреляли. Парламентером должен быть человек, не связанный со службой СС. На Восточном фронте в таких случаях берут либо священника, либо врача…

Воцарилась долгая пауза. Каждый мысленно подыскивал подходящую кандидатуру.

— А что, если поручить это главному врачу госпиталя Матини? — предложил, наконец, Миллер.

— Мне что-то не нравится эта фамилия, — пожал плечами представитель командования. — Он что, итальянец, этот доктор?

— Только по отцу, мать чистокровная арийка, — поспешно пояснил Миллер и так восторженно начал расхваливать Матини, что Генриху пришлось спрятать улыбку. Ведь совсем недавно начальник службы СС говорил ему о Матини совсем другое.

— Что ж, если так — я не протестую, — согласился представитель командования.

— Я — тоже, — поддержал генерал.

— Значит, можно предупредить Матини?

— И как можно скорее. Немедленно отправляйтесь в госпиталь.

Матини уговаривать не пришлось. Узнав в чем дело, он сразу согласился и сказал, что поиски отряда гарибальдийцев лучше всего начать с Пармо, поскольку там находятся арестованные Функом заложники.

— Допустим, это так. Но Пармо всего лишь отправная точка. А направление, в котором надо проводить поиски? Ехать наугад прямо в горы? спросил Генрих.

— Возможно, в штабе полка имеются какие-либо сведения. Ведь в записке, которую оставили партизаны, есть намек — и совсем недвусмысленный — на переговоры.

— А когда ты сможешь выехать?

— Хоть сейчас. Утренний обход я уже сделал. Предупрежу только ассистента.

— Тогда я подожду тебя здесь. Вместе поедем к генералу и доложим, что мы готовы.