— А донос из Монтефлера в гестапо Сен-Реми кто писал? А донос в штаб корпуса в Лионе? — наугад прибавил Гольдринг — Думаете, я не знаю? Я сам попросил командира нашей дивизии направить меня сюда, чтобы иметь возможность увидеть майора Шульца перед тем, как отправить его в гестапо. Согласитесь, это лишь совсем незначительная компенсация за те, правда, небольшие неприятности, которые я имел из-за вас… Но теперь они обернутся против вас. Ведь каждому ребёнку ясно, вы всё время стремились ликвидировать меня, чтобы замести следы своих собственных преступлений.
— Чего вы от меня хотите? — прохрипел Шульц, глаза его налились кровью, лицо пошло пятнами.
— От вас лично ничего! Пусть о вашей дальнейшей судьбе позаботится гестапо.
Шульц молчал. Согнувшись, приподняв плечи, пальцами рук вцепившись в колени, он напоминал зверя, готового прыгнуть на свою жертву, но зверя, рассчитывающего, хватит ли у него сил, чтобы победить.
— Кажется, всё ясно. Не смею больше надоедать вам, герр Шульц. Генрих поднялся и направился к двери.
— Гольдринг! — вскочив на ноги, крикнул Шульц. Он стоял, заложив руки в карманы, насупившийся, злой.
— Вы что-то хотите мне сказать, майор?
— Я хочу предупредить, прежде чем я попаду в гестапо, ваша душа будет в аду! — голос Шульца был хриплым, словно после многодневного перепоя.
Гольдринг быстро приблизился к майору. Тот сунул пистолет в карман, но Генрих это заметил. Он схватил Шульца выше локтей обеими руками, с неожиданной силой поднял его и швырнул в кресло.
— Вы помните, Шульц, о нашем соревновании в стрельбе в тот день, когда вы подарили мне эту фотографию? Или вы хотите снова посоревноваться в меткости и быстроте?
— Сколько вы хотите за фото, Гольдринг?
— Остолоп! Я достаточно богат, чтобы купить вас со всеми вашими потрохами, а вы спрашиваете, сколько я хочу. Когда немецкий офицер нарушает слово чести, он смывает его собственной кровью! Но у вас, как у всякого труса, не хватит для этого мужества! Поэтому я считаю своим долгом, и, честно говоря, приятным долгом, помочь вам это сделать в присутствии работников гестапо. Они сумеют узнать о причинах вашего увлечения фотографией.
— Я с тех пор не занимаюсь фотографией. Генрих засмеялся.
— И это снова говорит против вас, Шульц, Выходит, вы так дорого продали большевикам негатив плана операции «Железный кулак», что больше не нуждаетесь в деньгах. А напрасно! Вы, Шульц, могли бы здорово заработать у англичан и американцев. Они, наверно, не плохо заплатили бы вам за фотоплёнку Атлантического вала, хотя бы того участка, на котором расположена ваша дивизия. Уверяю, какой-либо десяток тысяч долларов вы бы получили. Или, может быть, у вас есть значительно больше? Я ведь плохо разбираюсь в ценах на шпионские информации и фотографии. Скажем, вот у вас висит карта… — Генрих подошёл к шторке, закрывавшей карту, и раздвинул её.
— Что это? А-а, план минных полей. Ну, за это вы могли бы получить не так уже много. Это чепуха… Но у адъютанта командира дивизии на Атлантическом валу есть вещи более интересные, чем карты минных полей. Шульц подошёл к карте и задёрнул шторку.
— Гольдринг, клянусь честью офицера, что ни одним словом не напомню вам о своём существовании.
— Слово офицера? А оно есть у вас? Ведь вы же давали мне его там, в Белоруссии?
— Я боялся.
— А у вас были какие-либо основания думать, что я нарушу уговор? Шульц не ответил.
— Вы его нарушили, вы и должны за это отвечать.
— Гольдринг! Умоляю вас, ну, всё, что хотите
— А мне ничего от вас не надо. Все сведения о вооружении для меня готовит начальник штаба. Завтра я попрошу у командира дивизии пропуск, объеду участок, и задание моё будет выполнено. Чем же вы можете мне помочь?
— Вас могут не пустить на укреплённые пункты.
— Ну и чёрт с ними! Они меня мало интересуют. Скажу своему генералу, что не пустили. И все.
— Я достану вам пропуск, дам вам карту минных полей, подготовлю все нужные документы. Вы можете поехать в Сен-Назер, я дам вам адрес, где можно развлечься, а я тем временем все сделаю для вас.
— И вот такими мелочами вы хотите купить моё молчание, Шульц?
— Гольдринг! Герр фон Гольдринг! Я знаю, что это не то, что может вас удовлетворить, не клянусь: я больше нигде никогда не обмолвлюсь о вас! Клянусь, ваши подозрения не имеют ни малейшего основания, ваша совесть может быть совершенно спокойна. Это фото просто фатальное совпадение обстоятельств. И я смогу доказать, что я ни в чём не повинен. Но одно то, что меня возьмут в гестапо, испортит всю мою карьеру. Генрих сделал вид, что задумался.
— Ладно, Шульц. Сегодня вы покажете мне укрепления, вечером мы у генерала, а завтра, после того как я получу документы, мы выедем вместе в Сен-Наэер и немного развлечёмся. Кстати, завтра суббота, и вам легко будет отпроситься у генерала на несколько часов, чтобы проводить дорогого друга, вместе с которым вы воевали на Восточном фронте. Странное выражение промелькнуло на лице Шульца.
— О, конечно отпустит, — очень охотно согласился он, и это насторожило Генриха.