И ничего под небом, кроме Бога…

Перелесок, сенокос.

Спят косцы в прохладе

В бане на полу,

Косы их в углу.

Лезвий полумесяц

В сеянное небо

Жнет луну,

Сеет коноплю.

А за деревянным

Скошенным забором,

Серым частоколом,

Где-то желтый месяц,

Сырная луна.

Ночь гостей полна,

Ночь прохладой дышит,

Ночь костями ляжет.

Мечет

Меч — это крест,

Меч — это слово.

Меч — это сила, что рвет и мечет

Снова и снова!

Тушите свечи!

Он — длань и перст.

Он –

кара,

победа,

король,

непогода,

пламя пожара,

спасение вора,

успение мертвых во стенах собора!

В деснице монаха –

Орудие в крови степных чужаков.

Он — смерть на курганах монгольских врагов!

Великий язык! О, железная речь!

Терзает словами пожара крови,

Что, запекаясь на смуглой груди,

Границы раздвинула царской Руси.

Сияет луною клинок серебристый –

Так было и будет, и ноне, и присно!

Столбовая дорога

Я шел по столбовой дороге,

Меня встречали бедняки.

Я видел беды их и многим

Кидал на нужды медяки.

Кричали птицы, печь дымила

Над той дорогою седой.

И я во все, что сердцу мило,

Нырял бездумно с головой.

И в этом бурном океане

Я робко, словно флюгер, реял.

Я видел, как живут дворяне,

И слово, как ячмень, я сеял.

Меня встречали храмы, избы,

Они кивали мне во след.

И я святой их дух пречистый

Ловил под пеленою лет.

И этот путь светил лучисто,

Сиял, как чистый минерал.

Его те видят, кто отчизну

На звон монет не променял.

Над распаханным полем

Ты знаешь, мой друг, я счастлив,

Ты знаешь, мой друг, я болен.

Пролетит моя жизнь, как ястреб,

Над распаханным русским полем!

Ты знаешь, мой друг, всё знаешь же,

Как болит и сердце, и тело,

Как киркою богатые залежи

Исцарапало и раздело.

Мои вены, что реки дальние,

А глаза — два холодных озера.

И порывы души бескрайние

Дуют ветром до часа позднего.

Ты ведь знаешь, так больно что-то,

И всё режет внутри, и крутит.

Разойтись так порой охота

Во все стороны на распутье!

Я гляжу по кругам на море,

Будто плачет страна в ненастье.

Вот монета личного счастья

За Россию без вечного горя!

И родной душе хлеба-соли,

И в избе чтобы окна не гасли!

Ты знаешь, мой друг, я болен,

Ты знаешь, мой друг, я счастлив!

Былое

Снова я вспомнил былое,

Прошлого благодать.

Мне оба глаза долой,

Чтоб сегодняшнее не видать.

Кажется, плачут горы,

Гаснут деревни огни.

Я закрываю шторы,

Чтоб не знать окаянные дни.

Снова иду на сцену,

Вновь я пускаюсь в пляс.

Море наносит пену

На мой замутнённый глаз.

И через призму застоя,

Дымчатый, сонный хрусталь,

Поднимаю бокал за былое,

За изведанную печаль!

Ковыль

Мой конь летел по весям,

Копытом топча ковыль.

Взлетело то, что мало весит,

Осела пыль.

Пыль прибило к земле дождём,

И явилось солнце!

Ночь сменилась днём,

День росой смеётся.

Полосами трещин до неба

Бежит серая дорога.

Ветровых песен эпос

Льётся из рога.

Я всегда между пылью был

И небом низким.

Рожь и ржание кобыл

Было к сердцу близким.

Мне шептали стихи

Хруст земли и моя путь-дорога,

Довели меня степи до русской реки,

До родного порога.

Я с тобой в любую погоду,

Обдуваемый всеми ветрами,

Несмотря на мороз и невзгоду,

Русь святая и светлая!

К России

Что вам снится, леса России,

В пожаре огня полыхании?

Подарите второе дыхание,

Я от жизни с людьми обессилел.

Что вам снится, леса могучие,

На дрова и на щепь распроданы?

Кто к берёзке по этому случаю

Прислонится душою народною?

Что вам снится, леса далёкие,

Подо льдом и под снежными бурями?

Там, в Сибири, под старою ёлкою,

Крест могилы, истерзанный пулями.

Что вы гнётесь, леса великие?

От того ли, что под монголами

Устояли, а ныне гибнете

Вы под русскими же моторами?

Вы всё видите, вы всё знаете,

Но молчите из века в век,

И на вашей дремучей памяти

Самый страшный буран — человек.

Драгоценные камни

Киркою бил покорный раб

По камням серебра.

По камню — ра-а-з! По камню — дв-а-а!

И пот по капле — кап да кап…

Он жил в тени других людей,

На теле шрам да шрам.

И тела человека храм

Исхлестан до костей.

Он был ужасно одинок,

Надеждой заменил он волю.

И только том молитв мусолил

Средь жизни проволок.

Он бил расхлябанной киркой,

Будь снег вокруг или листва.

И только слышно: "Р-а-аз! И дв-а-а!",

А ночью на покой.

Он мысль, словно кость, глодал,

Тащил из барских закромов

В шалаш обрывочки листов

И в свет луны читал;

Носил всегда нательный крест,

И надзиратель каждый раз

Гасил "реакционный класс",

Покуда сила есть.

Немало зим прошло с тех пор,

Листвы немало пожелтело.

И изуверам надоело

Спускать впустую корм.

Его ж киркой забил палач,

Рубил на "раз!", и "два!".

И с плеч скатилась голова.

И слышен был небесный плач,

Раскаты грома прокатились,

И так рыдали, как могли.

Тогда о каждый клок земли

Удары молний бились.

Карамельное яблоко

Купол неба упал

Цвета ультрамарин,

Золотистый опал –

Это солнце.

День на пляже сиял,

Улыбаясь лучом,

И я видел, как небо смеётся.

Мяч упал на песок,

Солнца зайчик играл

И катался на пламенных бликах.

И маяк танцевал

В испаренье воды,

Околдованный цветом индиго.

Волнорез, как змея,

Укусил вдруг волну,

И запенилось море от боли,

Забирая на мутную глубину

Пуды соли.

Альбатрос под мостом,

Он спасенье искал

От жары и палящего злата.

Он глядел на паром,

Отражения скал

На волнах замечал он

И скатов.

А под вечер — закат,

И, как яркий плакат,

Карамельное яблоко — солнце –