И ничего под небом, кроме Бога…

Снова я вспомнил былое,

Прошлого благодать.

Мне оба глаза долой,

Чтоб сегодняшнее не видать.

Кажется, плачут горы,

Гаснут деревни огни.

Я закрываю шторы,

Чтоб не знать окаянные дни.

Снова иду на сцену,

Вновь я пускаюсь в пляс.

Море наносит пену

На мой замутнённый глаз.

И через призму застоя,

Дымчатый, сонный хрусталь,

Поднимаю бокал за былое,

За изведанную печаль!

Встреча в госпитале

Незадолго до своего небольшого летнего путешествия по Таманскому полуострову я встретился со своим другом детства. Признаться, всё, как мне казалось, шло к тому, что мы больше никогда вживую не свидимся и так и будем время от времени писать друг другу коротенькие письма с пожеланиями на дни рождения.

Но всё изменилось довольно внезапно. Это было, надо полагать, в середине мая. Тогда он написал мне: «…Я сейчас нахожусь в Краснодаре, в военном госпитале. Начальство говорит, скоро можно будет принимать гостей в палате…» И буквально через пару дней я уже шёл мимо сквера «Дружба» со сборником своих стихов в руках. «У меня всё есть, повидаться бы главное…» — так давеча отвечал мне Р. на мой вопрос, нужно ли ему что-то. И вот на улице Постовой я уже ожидал первой встречи с другом за… восемь-девять лет? Я уже даже и не помнил, сколько времени прошло — так давно это было. На посту мне ответили, что встреч сегодня не намечается, да и на ближайшие дни тоже. Рядом стояла чья-то встревоженная жена, звонила своему мужу — тоже военному, разумеется. Она была в ярости. Оказывается, ей тоже до этого говорили, что сегодня можно посетить близких. В общем, её можно было понять. Бог знает, чего натерпелась эта женщина за время ожидания мужа с войны. Получала ли она "похоронки" от украинских бандитов? Угрожал ли ей и её семье в письмах кто-то из неонацистов?.. Одно понятно точно — она с нетерпением ждала минуты долгожданной встречи с любимым мужем. И всё же «посещений сегодня не будет» — так нам сказали.

Я уже собирался уходить, как увидел в дверях поста Р. Он кричал мне, чтобы я вернулся. Из-за решётки проходной он печально сказал мне: «Ты прости меня, дружище, кто же знал, что так будет…» Я понимающе кивнул ему и передал сборник. Разочарованный, я шел обратно к Красной, чтобы оттуда отправиться на маршрутке домой. «А ведь совсем не изменился он…» — думал я про друга, — «Разве что, вырос сильно. Головы на две меня, наверное, выше».

Позже я получил от него сообщения. Он извинялся. Я пообещал ему приехать ещё раз, если будет возможность.

Наша встреча состоялась только в конце мая. Р. написал мне во время Лихоносовской конференции. Мы договорились о встрече через два часа. Помню, как во время дискуссионной части я буквально выпорхнул из аудитории. Меня тогда остановили прямо возле двери.

— Куда же вы, мы только хотели поговорить о вашей работе, — обратился ко мне Сергей Куняев.

— Простите меня, пожалуйста. Сейчас из госпиталя выписывают моего друга, он военный. Единственная возможность свидеться перед его отправкой обратно… — тревожно ответил я.

— Понимаю! Ни дай Бог никому!.. И все действительно всё понимали — совсем рядом оглушительно гремели сражения, борьба за право жить. А на войне смерть всегда рядом…

Приехал на Ставропольскую — запыхавшийся, раскрасневшийся от солнцепёка. Вышел на остановке «Университет» и побрёл к ближайшему перекрёстку. Там мы с Р. и встретились. Он был уже здоров. Я предложил ему пройти в ближайшее кафе. Там мы разговорились.

Чего только ни хочется спросить у человека, только прибывшего с фронта. Для меня мой друг был примером мужества в тот момент. Ему было столько же, сколько и мне, но я сидел в пыльном городе, защищал научную статью, а он — защищал Родину. В окопах ли, в БМП. Там он был стрелком боевой машины.

Он рассказал мне и о своём ранении — во время обстрела осколок прилетел ему в спину. И как в Севастополе лечили его, делали операцию в первый раз. Как грохотали корабельные орудия каждую ночь в порту. Всё это было для него совсем недавно, но, казалось, так душевно далëко. Он был слишком простым, как во времена нашего с ним детства. Никогда не унывал понапрасну. Вот и тогда, сидя там, в краснодарском кафе рядом со мной, он был предельно прост. Не было в его словах поддельного пафоса, канцеляризма. Обычный парень, такой же дальневосточник.

— Я служил на момент начала операции. У меня есть долг, присяга. Я поехал туда, потому что иначе не мог, — говорил он мне так же спокойно.

— А сейчас? Какие у тебя планы на жизнь? — восхищаясь, спрашивал я.

— Приеду к маме домой… Переучусь, стану учителем физкультуры…

Иногда на мои вопросы о положении дел "там" он отвечал: «Дружище, ты лучше расскажи мне о мирной жизни…» И я ему рассказывал.

Через пару часов, собравшись ехать до вокзала, мы пошли по Ставропольской в сторону Красной. Оказалось, что у друга моего есть пара дней отпускных. И я предложил ему:

— Слушай, Р., а давай ты у меня заночуешь эти несколько дней? Бог знает, будет ли ещё когда-то такой же случай.

— А давай!.. — согласился он.