— Вы думали, я не узнаю ваше имя? — мягко спросил Грач. — Мать хотела назвать вас Самантой, но в монастыре вас крестили именем Руфь, а при постриге назвали Беренгарией. Оба этих имени вам ненавистны, и вы выбрали имя библейской героини, убившей знаменитого полководца.
Глаза женщины широко-широко распахнулись, она поднесла к полуоткрытому рту дрожащие пальцы.
— Мне никогда… — пробормотала она. — Мне сказали, что запись о моем рождении была уничтожена… я воспитывалась в монастыре… О, сколько я молилась, чтобы узнать, кто мои родители, но никогда не видела их!
А это выражение лица Риз знал даже слишком хорошо: то было выражение религиозного экстаза.
— Да, — произнес Грач будничным тоном, — я увидел ваше имя во сне. Но не ищите загадочной истории вашего рождения. Вы, как и подозревали, были плодом супружеской измены, мать оставила вас при монастыре вместе с солидным пожертвованием. Она любила вас, но была вынуждена так поступить из-за подозрений мужа. Ее звали Матильда из Гроувз-Крик, она давно мертва. Ваш отец погиб еще раньше. Итак, повторяю свой вопрос: чем вы хотите помочь?
Юдифь глубоко вздохнула, явно беря себя в руки. Часть прежнего бешеного блеска вернулась на ее лицо, странно преобразившись.
— У меня есть сведения, — сказала она, — что королева Алиенора и старшие принцы готовят покушение на короля. Я думаю, вам полезно будет это знать, милорд.
Глава 13. Земля виноделов
Если Британия пахла вереском и дымом, а звучала как лютня и народные песни, то в Окситании под ярким солнцем уже распускались первые фиалки, а нежные голоса возносились к небу в превосходной гармонии под изысканные стоны виолы. Ей-богу, прямолинейные и вспыльчивые британцы имели больше общего с потомками викингов из Дании и Норвегии, нежели с хитрыми сладкоречивыми южанами.
Жители Гиени, Тулузы, Гаскони, Пуату и прочей Окситании, хоть и принадлежали к подданным английской короны, на деле не признавали Лондон за столицу, а британские острова были для них не более чем россыпь покрытых лишайником скал в полуночном океане. Связанные только династическим браком, эти две части королевства еще не притерлись друг к другу, едва успев перекинуть через океан ниточки торговых связей. Оставалось только удивляться, как Генрих рассчитывал собрать свое лоскутное королевство в империю, еще и при его отношениях со старшими сыновьями!
Риз впервые попал в полуденную часть Франции еще будучи молодым и необтертым в боях сопляком, даже не наемником толком — так, мальчиком на побегушках. Королева Алиенора только-только вышла замуж за короля Генриха, и новое подданство было еще местным жителям непривычным — на него почти никто не обращал внимания. Но и сейчас, двадцать лет спустя, тот же Бордо совсем не походил на английский город.
В отличие от то и дело выгорающего Лондона, здесь хватало старинных зданий, и даже из порта можно было увидеть остатки римского водопровода, кое-где фигурными арками встававшие над домами. Еще более напоминали о Вечном городе красные черепичные крыши (хотя встречались среди них и соломенные).
В целом город, хоть и меньше Лондона размерами, выглядел богаче и чище: многие улицы горожане замостили, многие дома украшены были почти монастырской лепниной… Да и яркое солнце, заливавшее Бордо, словно делало его наряднее.
Пока матросы возились, подводя корабль к причалу и привязывая его, Грач стоял у борта и осматривал пеструю портовую толпу без всякой радости: Риз давно заметил, что он не любил скопления людей.
— Мы могли бы высадиться в Руайоне или Ла-Рошели, — предложил Риз. — Оттуда было бы ближе добираться.
— Руайон — маленькая деревня, — поморщился Грач. — Там наше прибытие неизбежно заметят. Ла-Рошель — чуть более людная, но все же… А Бордо — кипучий порт. Здесь мы без труда найдем попутчиков в аббатство святого Марциала.
Аббатство святого Марциала — то был центр Лиможа, который славился по всей Аквитании. Торжественную встречу Генриха и Раймонда назначили там вроде бы именно потому, что Раймонд должен был принести вассальную клятву Генриху на мощах святого.
Риз не думал, что участие святого удержит участников обета от клятвопреступления. Однако, зная и изворотливость Раймонда, и хитрость Генриха, предполагал, что с их стороны вполне уместно заручиться всевозможной божественной помощью.
— Ах, — проворковал нежный голос за их спинами, — ни с чем не сравнимый запах аквитанских помоев! Право же, он сильно отличается от английских, вы так не считаете?
Переглянувшись, Риз и Грач обернулись с одинаково мрачными выражениями лиц.