И нет этому конца

С невероятным трудом и предосторожностями мы со Сперанским вынесли умерших с минного поля. Затем на носилках по одному спустили к берегу.

И уже внизу вдруг меня окликнули. Я обернулся в полной уверенности, что это кто-то из санитаров, и неожиданно встретился со знакомым пронизывающим взглядом.

— Лейтенант, пройдемте со мной, — сказал капитан с тонкими усиками.

— Зачем? — я даже отступил.

— Здесь, неподалеку…

Я оглянулся на санитаров, которые удивленно смотрели на нас и озадаченно переглядывались.

— Товарищ капитан, мне же хоронить надо!

— Ничего, похоронят и без вас.

— Я бы хотел присутствовать. Кроме того, мы собирались похоронить их рядом с другим нашим санитаром — за причалами.

— Тогда придется подождать, — жестко произнес он и кивнул в сторону санитаров. — Они тоже могут понадобиться.

Неужели ему до сих пор не давали покоя мои гражданские санитары? Или в самом деле они в чем-то провинились перед советской властью? Что ему известно о них? У меня же сейчас лишь к одному из двенадцати не лежало сердце — к Коваленкову. Вот бы за кого я не поручился.

А что, если капитан имел дело лично ко мне? Сомнительно. Пока я за собой никаких грехов не чувствовал…

Землянка капитана находилась в крохотном овражке.

И тут меня точно кипятком обдало. Я вспомнил о записке Коваленкова, лежавшей в кармане шинели. Незаметно пригладил ее ладонью.

— Садитесь! — сказал капитан, когда мы вошли внутрь.

Я опустился на снарядный ящик.

Капитан уселся за самодельный дощатый стол, достал из полевой сумки какие-то исписанные листки, два карандаша.

Только после этого со значением произнес:

— У нас говорят правду.

— Я знаю, — сказал я, покраснев.

— Расскажите все, что вам известно о Чепале…

Значит, их интересовал Чепаль. Похоже, они уже располагали о нем сведениями. Как минимум — о его таинственном исчезновении. Как максимум — о его дальнейшей судьбе.

Я рассказал все, что слышал о нем от санитаров. Умолчал лишь о Коваленкове. Не все ли равно, кто первый сообщил о бывшем тесте?

— Стало быть, прошлое у него как стеклышко? — сыронизировал капитан.

— Вы просили меня рассказать, что я знаю. Я рассказал. А выводы делайте сами, — вдруг разозлился я.

— И сделаем, можете не сомневаться.

В последних словах мне послышалась угроза.

Я струхнул. Вспомнил о записке, лежавшей в кармане, о Коваленкове, которому ничего не стоило установить прямой контакт с капитаном, о своих санитарах, чье будущее, возможно, находится в руках сидевшего напротив меня человека. И решил вести себя потише.

— Значит, вы ничего не замечали подозрительного в этом человеке? — Многозначительность, с какой были сказаны эти слова, не предвещала ничего хорошего.

— Никак нет!

— А в других ваших людях?

Смятый листок раскаленным железом жег мне бедро.

— Тоже, товарищ капитан!

Помолчав, капитан впервые произнес просто, без иронии и скрытой угрозы:

— Что ж… — и добавил после короткой паузы: — Я ожидал от беседы с вами большего.

— Товарищ капитан, скажите же, что с ним? Где он? — не выдержал я.

— Где он? Здесь.

— Как здесь? — я окинул взглядом землянку. Попутно удивился, заметив в углу незнакомого сержанта. Тот сидел за крохотным столиком и записывал мои ответы. Когда он зашел?

Капитан сделал ему знак. Сержант встал и вышел из землянки. Вскоре над ступеньками, ведущими вниз, показались его хромовые сапоги. Они немного посторонились, пропуская вперед старые, ободранные, на веревочках, сандалии.

Чепаль вошел с уже устремленным к столу, за которым сидел капитан, взглядом — выжидательным и покорным. На меня он почему-то даже не посмотрел.

— Ну что, Чепаль, так и не скажешь, что высматривал в селе? — вороша бумаги, спросил капитан.

— Товарищ капитан, я же казав…

— Ну ладно, собирайся.

— Куды, товарищ капитан? — испугался санитар.

— К себе, во взвод!

Это было так неожиданно, что Чепаль онемел от радости. И тут он взглянул на меня.

— Товарищ лейтенант! А я вас и не помитыв!

Пятясь к выходу, он долго благодарил контрразведчика:

— Спасыби вам, товарищ капитан! Спасыби вам, товарищ капитан!

Встал и я:

— Разрешите идти?

— Идите… Идите хороните своих бойцов! Бойцов!

Так называли моих гражданских санитаров впервые. Но большинство из них, ей-богу, это заслужили.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

1

От раненых нам стало известно, что последняя немецкая атака захлебнулась еще на дальних подступах к селу. В узкой лощине остались догорать двенадцать фашистских танков и самоходок. На какое-то время на переднем крае наступило затишье. Оставили немцы в покое и наш левый берег, хотя по-прежнему действовала переправа и все новые и новые подразделения перебрасывались на ту сторону.

Мы отправили в госпиталь очередную группу раненых и сейчас терпеливо ожидали возвращения паромов.

К нам с Лундстремом, сидевшим на бревне, подошел скорбный Орел. Сперва я подумал, что просто так — постоять рядом. А он, вежливо переждав какой-то наш случайный и необязательный разговор, вдруг сказал мне по-украински:

— Товарищ лейтенант, идить у землянку.

— А что там?

— Треба трошкы хлопцив помянуты…

— Прямо сейчас? — испугался я.

— Колысь треба ж…