Обыски и аресты шли по ночам. Как правило, кончались глубокой ночью. Дежурные спрашивали вахтеров, где можно оставить детей пяти, семи, десяти лет до утра, утром их надлежало отправить в детдом. Вахтеры не раз называли одну и ту же квартиру — Збарских. Евгения Борисовна укладывала детей спать, поила, кормила и зачастую, когда они засыпали, сидела с ними до утра, утром с точностью выполнялось спецуказание — машина увозила детей в детдом.
А Борис Ильич, живя в этой гнетущей атмосфере, продолжал работать. Подъезды пустели. Пустели целые этажи. Брали людей… Как-то часов в шесть вечера сидели пили чай. Телефонный звонок. За Борисом Ильичом высылают машину, не ту, в которой он обычно ездил, — с Лубянки.
Положил трубку, встал, развел руками, улыбаясь, сказал:
— Ну что ж, на всякий случай попрощаться? Пошутил, пошутил. Женя, дай на всякий случай еще одну пару очков…
Спустился вниз, сел в машину. Ехать было недалеко.
Его вызвал Ежов, лично.
Борис Ильич вошел в кабинет, увидел человека, едва возвышавшегося над столом, так он был невелик ростом. Ежов привстал, жестом пригласил сесть, нажал кнопку — вошел помощник.
— Принесите дело Збарского, — приказал Ежов, помощник, кивнув, исчез.
«Дело», — подумал Борис Ильич. Ежов молчал и только смотрел на него сумрачно, внимательно и непроницаемо.
— Вот мы наконец и познакомились, — сказал Збарский, чтобы нарушить страшноватое молчание. Ежов молча кивнул. — Пора, ведь объект находится в вашем ведении. — Ежов так же молча кивнул.
Вернулся помощник, с довольно толстой папкой.
— Показания Ягоды, — приказал Ежов. Страница была открыта. — Можете идти, — сказал Ежов.
Помощник ушел.
— Читайте, — сказал Ежов.
Збарский вынул очки из футляра, протер, взял папку, стал читать. Прочел: «Мною было поручено профессору Збарскому, биохимику, отравление Николая Ивановича Ежова». Остановился, взглянул на Ежова, тот смотрел на него в упор. Збарский продолжал читать. «С этой целью была достигнута договоренность с персоналом, обслуживающим кабинет, — ночью опрыскивать его раствором дезинфицирующего препарата, в который входит ртуть, рекомендовалось опрыскивать специальным пульверизатором портьеры».
Збарский улыбнулся, протер очки.
— Кто же так делает? Это кустарщина.
Ежов посмотрел на него с нескрываемым изумлением. Збарский продолжал читать вслух:
— «До утра держать закрытыми окна и двери. Как известно, ртуть запаха не дает». Действительно, ртуть не дает запаха, — прокомментировал он, снова улыбнувшись. — Из всего, что здесь написано, вот это — правда. Ртуть запаха не дает… — Перелистнул страницу, снова начал читать. Дочитав, положил дело на стол. — Все, что здесь написано, — глупейший и неграмотный вздор. Так не травят.
— А как травят? — спросил Ежов.
— Не знаю, мне, к счастью, пока травить никого не приходилось.
— Ртуть — ядовита? — спросил Ежов.
Збарский кивнул.
— Ртуть — химический элемент второй группы периодической системы Менделеева, — сказал он спокойно, словно бы читая лекцию. — Ртуть, как и многие ее соединения, ядовита. Пары ртути излучают, при высокой температуре и при электрическом разряде, голубовато-зеленый свет. Это знает каждый школьник. Как и то, что ртуть обладает антисептическими свойствами, она применяется при дезинфекции. При бальзамировании. При бальзамировании, — повторил он. — Вот, наверно, откуда возникла идея этой стряпни. Доказывать обратное — ниже достоинства ученого.
Збарский протер очки и положил их в футляр.
Ежов смотрел на него по-прежнему внимательно.
— А какие признаки при отравлении ртутью?
— Похудание, общее недомогание, поражение почек, раздражительность. — Помолчав, добавил: — В особо тяжелых случаях — психозы. — И посмотрел на Ежова. — Больше ничего не нужно читать?
— Ничего, — сказал Ежов. — А можно ли определить — отравлен человек ртутью или нет?
— Можно, — сказал Збарский. — Для этого надо, примерно за недели две, проделать анализ крови, мочи в специальной лаборатории.
— Вы ею располагаете?
— Да, она в полном моем распоряжении.
— Когда можно начать?
— Когда вам удобно. — Посмотрел на папку. Улыбнулся. — Нет, так это не делается. Это кустарщина. Вздор.
Ежов нажал кнопку. Вошел помощник. Ежов протянул ему папку.
— Возьмите дело Збарского. И отправьте Бориса Ильича домой. — Повернулся к Збарскому: — Вам ничего не нужно?
— Нет, мне ничего не нужно, — сказал Борис Ильич. — Впрочем, разрешите позвонить домой. — Ежов вежливо пододвинул ему один из телефонов. — Хочу, чтобы мои домашние узнали, что я еду домой, на пятнадцать минут раньше, чем я окажусь дома.
— Я вас вполне понимаю, — сказал Ежов.
Ежов за свои «заслуги» в борьбе с «врагами народа» был награжден орденом Ленина, и город Сулимов в его честь переименовали в город Ежово-Черкес.
Вот так.
В 1937 году умер академик Владимир Петрович Воробьев. Борис Ильич воздал ему должное. В своей книге он пишет: «Это была тяжелая потеря для науки…»; «Советский народ никогда не забудет роли выдающегося ученого в деле сохранения тела Ильича и с благодарностью будет вспоминать его имя».