И я там был..., Катамаран «Беглец»

Я снова, соблюдая приличия, напомнил о своей просьбе. И впервые не засмеялись в ответ.

— Как знаешь… — смирился громовой голос. — Но, пожалуй, я не стану… выполнять твою просьбу буквально. Позволь мне сделать… наоборот.

— Это как же? — удивился я, почувствовав в его словах издевку и подвох.

— Ну, видишь ли… — сперва замялся а потом вновь захохотал голос. — Ведь всем известно, что дьяволу свойственны козни… А козни, по-вашему, — это делать все наоборот! И потом… стоит просто верить… ибо все, что ни делается вообще — и в самом деле обычно к лучшему… Ну, а если сказать откровенно, нет смысла в выполнении твоей просьбы.

Поздно… Доставлять тебя к герцогу с мешком этих дурацких снадобий — занятие абсолютно глупое… Уж поверь.

На сей раз в его словах не было и тени насмешки, и это повергло меня в совершенное отчаяние.

— И настоятель твой — первостепенная сволочь… — добавил он без особой уверенности, что добавлять что-либо стоит. Чувствовалось, он размышлял, говорить ли мне правду, может, я и так уже сам догадался…

Однако я по-прежнему не улавливал хода его мыслей, в чем и признался, как бедный школяр на уроке.

Тогда, чуть помедлив, он все же снизошел, кривя губы в презрительной усмешке:

— Да, я сделаю наоборот, но так, чтобы все получилось к лучшему и ты понял сам, что к чему… Я не тебя переправлю к герцогу, а герцога доставлю сюда! И сможешь всласть полюбоваться на своего ублюдка!.. Ах, да! — спохватился он. — Надень вот это!..

Собственно, мне ничего не оставалось другого, как покориться. Но надевать ничего не пришлось — совершенно прозрачный мешок сам накрыл меня с головы до ног, какая-то сила плотно, но не создавая неудобства, затянула его на шее. Дивиться невесомости этой ткани было некогда — дверь бесшумно раскрылась, и в помещение вплыло по воздуху разряженное тело герцога в роскошном гробу.

— Господи!.. — вскрикнул я и чуть было не перекрестился. — Он умер?

— Мертв! Скончался. Но не от ран…

Я внимательно взглянул на синюшно-багровое, раздувшееся лицо трупа. Даже пышный шелковый бант не мог скрыть одутловатую бычью шею.

Смерть неузнаваемо исказила черты, что всегда бывает при страшнейшем из недугов… Невероятная догадка овладела мной. Казалось, герцог вот-вот поднимется в гробу и жадно набросится на меня в неудержимом стремлении унести с собой на тот свет. В стремлении столь же бесконечно загадочном, сколь и бесконечно жутком и свойственном почему-то всем жертвам этой убийственной болезни…

— Чума? — вырвалось у меня.

— Именно так! — согласился мой покровитель. — Ну, разве его преподобие не скотина?!. И вообще, — добавил он с чувством полного удовлетворения, — разве я не во всем прав?

Еще бы!.. Я был обманут настоятелем монастыря. Посылать меня без противочумной маски — значило обречь на мучительную смерть. Мне стало ясно, зачем я нес снадобья, бесполезные при антоновом огне, и от чего в действительности требовалось лечить герцога.

— Ведь не от ран же, не от ран! — с каким-то упоением повторял мой спаситель.

Я кивнул. Вот от чего умер герцог… Чума! Гроб развернулся и поплыл к дверям.

— Проветримся! — предложил мой покровитель. Я не сразу понял, чего от меня хотят.

— Подышим воздухом и поглядим на звезды. Он взял меня галантно под локоток и вывел в свежую ночную прохладу, что оказалось весьма кстати после всех пережитых волнений.

Труп плыл несколько впереди от нас. Бриллиантовые ордена блестели в ярком свете луны. Ее серебряный диск висел над рекой, все было видно отменно. За кустами по речному волнистому зеркалу змеилась мерцающая дорожка.

Гроб подлетел к берегу и опустился на землю.

— Пускай покрасуется! — сказал мой спутник.

Неведомая сила, точно по приказу, легко поставила тяжелый гроб на попа и прислонила к дереву, возвышавшемуся на прогалине среди кустов. Отсюда, от мельницы, труп был как на ладони, и лунный свет озарял синий с белыми сердечками бант на его шее. Мы же стояли полностью в тени деревьев, не видимые с реки, что сделалось весьма немаловажным, когда вновь поплыли плоты.

Они неслышно скользили мимо нас по тихой воде, почти не различимые за черными пятнами ночных кустов.

Я подумал об опасности, грозившей трупу, поскольку с воды он был заметен очень хорошо, и сказал об этом. Но спутник мой только захихикал.

— И поделом ведь, и поделом! Ах, какой лакомый кусочек! Не похоронят — и все дела!..

Однако я был убежден, что даже грешника следует предавать земле.

— Как угодно! — ответил мой покровитель.

Гроб приподнялся и полетел над водой. На середине реки он повернул к крепости и медленно поплыл над лесом, пока не сделался маленьким черным пятнышком в той части неба, где глаз различал едва заметное зарево.

Речная гладь, залитая светом луны, не шелохнулась. Вереница плотов ушла за поворот. Путь был свободен. И тогда я вдруг почувствовал пустоту и собственную полную ненужность в этом мире…

— Куда же ты намерен идти? — спросил мой спутник.

Где-то далеко в лесу завыл одинокий волк. Надсадный лай собак откликнулся из еще большей дали…