Каждого, кто нелегально прибывал из Советской России, польская контрразведка передавала савинковцам. Заключили в изолятор и Опперпута. Здесь его допрашивал какой-то казачий есаул в присутствии офицера французской военной миссии. Убедившись, что гость из-за кордона действительно активный работник НСЗРС, савинковские контрразведчики освободили Опперпута, отвезли его в гостиницу «Брюль», где он и предстал пред очи самого «вождя».
Савинков мгновенно оценил, какие возможности для подрывной работы в Советской России открываются перед его людьми, если правильно использовать служебное положение этого человека. И Борис Викторович постарался: обласкал Опперпута, уделил ему максимум своего внимания, снабдил инструкциями, дал деньги и 80 тысяч прокламаций. В последующие месяцы Опперпут еще четыре раза переходил границу, встречался с Савинковым, доставлял польской и французской разведкам сведения военного, политического и экономического характера.
Гомельская губчека довольно быстро узнала о распространении в городе контрреволюционных листовок, а также о подозрительных действиях некоторых военспецов. Было решено произвести обыски у командира запасного батальона Щербы, уездного военрука Максимова и военврача Моисеева. Поначалу обыскали комнату Максимова. Ничего компрометирующего не обнаружили. Чекистам впору было извиняться за причиненное беспокойство и уходить с пустыми руками. На всякий случай уполномоченный Гомельской губчека Владимир Павлович Алексеев решил осмотреть нетопленую печь. Ему показалось странным, что на улице холодно, а печь не топится, хотя дров на дворе достаточно. Алексеев разгреб старую золу в печи и… обнаружил жестяную банку. В ней была запрятана иностранная валюта. На простой вопрос: «Откуда?» — Максимов ничего вразумительного ответить не мог.
У военврача Моисеева чекисты нашли целое хранилище савинковской литературы, а у комбата Щербы — в щели между досками уборной — печать «Народного союза защиты родины и свободы».
Дальше цепочка потянулась к военному коменданту города бывшему офицеру Чибирю, военспецу Корсунскому, а от них к явочной квартире в Минске. В числе других заговорщиков здесь был арестован и Опперпут. Газета «Известия» 24 июля 1921 года по этому поводу писала:
«…Всероссийской Чрезвычайной комиссией раскрыта крупная боевая, террористическая организация Бориса Савинкова, раскинутая на территории всей Западной и Северо-Западной областей и имевшая ячейки на всей территории РСФСР. Центр раскрытой организации — Западный областной комитет так называемого «Народного союза защиты родины и свободы» во главе с представителем «Всероссийского комитета» по Западной области находился в городе Гомеле».
Держа в руках свежий номер «Известий», Артузов вошел в кабинет Менжинского.
— Вот, поставлена победная точка! Менжинский спокойно взглянул на газету и в глубоком раздумье откинулся на спинку дивана. Артузов уже знал: когда Вячеслав Рудольфович вот так откидывается, почти полулежит на диване, значит, снова мучают его невыносимые боли в поврежденном когда-то в автомобильной катастрофе позвоночнике. Бывали дни, когда Менжинский вообще работал в своем кабинете только лежа, вставал лишь в тех случаях, если должен был принять посетителя.
Глаза Менжинского потеплели, он протянул Артузову руку:
— Поздравляю, Артур Христианович. Верно — победа, и победа значительная. Но что касается победной точки, то ставить ее еще рано. Это нам только предстоит сделать.
— Вы имеете в виду Савинкова?
— Не только. Нам нужно пресечь контрреволюционную деятельность и белогвардейской монархической эмиграции. Вы слыхали про Бриарея? Это из греческой мифологии. У него было пятьдесят голов, сто рук и сто глаз. Мы должны уподобиться Бриарею, тогда наши глаза и руки дотянутся до Парижа, Берлина, Варшавы, Гельсингфорса. Все эти Врангели, кутеповы, бунаковы рано или поздно должны будут держать ответ перед нашим народом.
Менжинский говорил, не спуская пытливых глаз с Артузова, словно спрашивал: улавливает ли он, к чему все это говорится? Артузов прекрасно улавливал.
— Вы хотите сказать, Вячеслав Рудольфович, что существует драматический закон: нарастания действия и что нам следует поступать согласно этому закону, то есть идти дальше, внедряться в стан врагов?
— Вот именно, Артур Христианович. Подумайте, кого можно внедрить в монархическую среду.