Он умел изъясняться, этот господин Похмелкин. Видимо, не прошли даром уроки Похмелкина-старшего, когда тот впаривал своим избирателям развесистую клюкву.
– Давайте договоримся так. Буду звонить вам в двенадцать. Вас это устроит?
– Буду ждать.
Голованов передал мобильник явно довольному Вассалу, и тот широчайшим жестом пригласил их к столу.
– Удобно ли? – засомневался Голованов, покосившись на своего «телохранителя». – Я, конечно, не понаслышке знаю о русском хлебосольстве, но-о… столь дорогой стол… Вы и без того на коньяк уже потратились.
– Ах, прекратите! – артистическим взмахом руки остановил красноречивый изыск «немца» Вассал, даже не пытавшийся скрыть своих чувств. – Будем у вас в Германии, надеюсь, и вы нас угостите. А пока что вы наш гость. – Он засмеялся и добавил: – К тому же, полагаю, надо закрепить нашу дружбу.
Этот жучила брал быка за рога, и Голованову оставалось только переглянуться с Агеевым. Тот пожал плечами. Мол, вы хозяин – вам и решать.
– Хорошо, – наконец-то сдался «господин Голованофф».
На этот раз стол вел прирожденный диджей Василий Первенцев, артистически рассказывая еврейские и детские, армянские и солдатские, да и просто смешные анекдоты, и только Чудецкий все так же уныло сидел за столом, поглощая при этом рюмку за рюмкой и, видимо, совершенно не ощущая вкуса коньяка. И естественно, что гости не могли не обратить на это внимания.
– А почему наш Дмитрий такой кислый сегодня? – с оттенком отеческой заботы в голосе поинтересовался Голованов.
– А, не обращайте внимания, – махнул рукой Вассал. – Просто хандра нашла на человека. – И пояснил: – Он же человек искусства, а музыканты и артисты, как известно, люди настроения. Смеются там, где плакать надо, зато рыдают там, где все смеются.
И тронул Чудецкого за плечо:
– Ну же, Димон!
Чудецкий вяло улыбнулся и снова потянулся за бутылкой:
– Простите, это я так… действительно что-то хандра нашла.
Закусил коньяк долькой лимона, поднялся и прошел к резному серванту, на котором лежала вскрытая пачка «Беломора», щелчком выбил папироску, потянулся было за спичечным коробком, но, видимо вспомнив про гостей, спросил негромко:
– Не желаете?
– А что, вы курите «Беломор»? – искренне удивился уже подвыпивший «господин Голованофф».
На лице Чудецкого застыла язвительная ухмылка, а «господин телохранитель» уже нашептывал что-то своему «хозяину». И по тому, как тот радостно кивал, светлело лицо Вассала, в планы которого не входило, видимо, раньше времени раскрываться перед столь важным немцем. И уже радостно засмеялся, когда Агеев кивнул Чудецкому:
– Забей-ка и нам косячок.
– Что, балуешься порой? – не скрывая интереса, полюбопытствовал Вассал.
– «Балуешься»… – ухмыльнулся Агеев. – Афган всему научит.
Чудецкий между тем уже подготовил штакет,[14] набил марихуаной, отсыпав ее из кораблика,[15] однако, прежде чем подать уже готовую папиросу Агееву, честно предупредил:
– Тема крутая, так что поосторожней.
– Не учи дедушку детей рожать, – отозвался Агеев, принимая от Чудецкого добротно и умело забитый косячок. – Когда в Афгане торчал, только этим и жили.
Вассал с нескрываемым интересом покосился на Агеева. Судя по его взгляду, такие люди нужны были и в Москве.
А Голованов время от времени косился на Чудецкого, и в его груди нарастало что-то нехорошее. А мозги сверлила въедливая, навязчивая мыслишка: «Бог ты мой! Да тот ли это Дима Чудецкий, один из талантливейших учеников Ирины Турецкой, которого ждет дома мать?! Господи, вразуми дурака!»
Уже поздним вечером, когда наконец-то отпустило неприятное ощущение накатывающей тошноты, а в своей комнате похрапывал Агеев, Голованов принял горячий душ, заварил в бокале щепотку крупнолистового цейлонского чая и только после этого набрал по мобильнику телефон Сергачева. Вкратце пересказал ему разговор с Похмелкиным-младшим, не забыл и про застолье, которое устроил им Вассал. Судя по широте размаха, с прямой подачи все того же Похмелкина.
– Великолепно! – подытожил результаты первого дня пребывания в Краснохолмске Сергачев. И добавил напутственно: – Главное теперь для вас – не проколоться при разговоре с Ником. Умен, собака, и осторожен!
«Мальчик ты мой, – вздохнул Голованов, – ты еще девственником был, когда я душманам рога крутил! И если бы я или тот же Филя Агеев хоть разок в чем-нибудь прокололись, мы бы уже давным-давно превратились в „груз двести“.
Сергачев попытался было выдать еще несколько ценных указаний, однако Голованов даже слушать его не стал.
– Что-нибудь существенное по факту убийства есть? – спросил он, когда Сергачев закруглил наконец-то свой монолог.
– Вы имеете в виду Бая? – с ноткой недовольства в голосе уточнил Сергачев.
– Естественно.
– Да как вам сказать… – на секунду-другую замялся Сергачев. – Пока что ничего нового, но… – В его голосе уже звучали едва уловимые металлические нотки. – Этим вопросом занимается Краснохолмская прокуратура, и нас с вами это убийство должно волновать менее всего.
– Боюсь, что это далеко не так, – буркнул Голованов и, пожелав Сергачеву доброй ночи, выключил мобильник.