И грех, и смех

– А что, они не платили?

– Платили, но не вовремя, – с достоинством

произнес Аюб. – Месяц прошел – и деньги на бочку. Вот так я работаю.

– Хорошо, мы согласны, – произнес Джамал,

и, глядя на пастуха, подумал: «Ну и характер же у

него», и намотал на ус выражение «деньги на бочку».

В Яраке Аюбу выделили дом и собрали деньги в качестве аванса. Он каждый день выходил из

дому на работу в одно и то же время с точностью

педанта – в половине седьмого, а стадо пригонял,

ориентируясь по закату солнца. Все было замечательно: яракцы были довольны и сожалели, что не

знали его раньше.

Больше всех радовался Сабир: из его жизни

ушла самая серьезная проблема его быта.

Он собрал в кучу все свое пастушеское обмундирование: сапоги резиновые с мехом, плащ-накидку от дождя, сумку, которой было много лет,

начавшую разрываться по швам, – и собрался облить бензином и поджечь. Он таким образом хотел

получить удовольствие в отместку за те дни, которые он посвятил животным.

Джамал, увидев неладное, подошел к соседу.

– Ты что собираешься делать?

Сабир оторвал взгляд от кучки вещей и ответил:

– Хочу попрощаться с утварью за ненадобностью. Она мне больше не понадобится.

Джамал засмеялся.

– Ты знаешь, – начал он, – по-моему, ты рано

это делаешь.

– Почему? – Сабир поднял одну бровь. – У тебя

есть что сказать?

Джамал с подозрительной улыбкой на лице искоса смотрел на соседа. Тот уже доставал спички

из кармана.

125

– Что-то этот Аюб мне не понравился с первого

взгляда, – заключил Джамал. – От него можно ожидать что угодно.

– Да ладно тебе, – не хотел Сабир с ним соглашаться. – Нормальный парень. Он уже почти двадцать дней исправно делает свое дело. – Он зажег

спичку.

– Может, пока не надо, – произнес Джамал. – Не

делай этого.

Сабир ничего не хотел слышать, хотя сомнения

Джамала вывели его из душевного равновесия. Он

бросил спичку на кучу, и все с хлопком вспыхнуло.

На календаре тридцатое июля. Полдень. Жарко

и душно. Аюб согнал стадо к роднику на пойло.

Животные, попив воды, шеренгой тянулись наверх,

лениво отмахивая хвостами оводов; тяжело дыша,

выпуская из ноздрей пар, преодолевали короткий

подъем к месту водопоя, где высокие ореховые и

грушевые деревья бросали прохладные тени. Буйволы, мыча, ложились в трясину возле родника.

Аюб выкриками увлеченно регулировал ответственный момент пойки: большие животные могли

пободать слабых или рогами могли нанести травмы друг другу.

Через несколько минут Аюб со вздохом опустился под раскидистую крону орехового дерева.

Потом он, подтянув к себе сумку, отработанным

движением левой руки откинул ее подол, доставая

хлеб, сыр и металлическую солдатскую флягу с холодной водой из родника. Пообедав, он прижал голову к стволу дерева и уснул мертвым сном вместе

со своим стадом.

Через некоторое время его сон неожиданно прервали вспышка молнии и раскаты грома – началась

гроза. Аюб быстро достал из сумки болоньевый плащ

и накинул его на плечи. Он наблюдал, как жирные

капли дождя ударялись о гладкую зеленую поверх-

126

ность толстых ореховых листьев, ручьем сползали

по их середине на землю, покрытую низкорослой

зеленой травой. От земли шел пар. Ласточки весело

резвились, перелетая от одного дерева к другому.

Когда дождь прекратился, воздух стал таким свежим

и прохладным. У Аюба дух перехватило – он застыл,

глядя на небо, в котором кучевые облака, подгоняемые ветром, шли на юг по сине-голубому небу. Рай!

Когда Аюб, весь мокрый, пригонял стадо, Селим встретил его на окраине села.

– Гьапур-дава, – поздоровался Селим, протягивая руку. – Весь промок, брат? Тяжело тебе хлеб

достается.

– Да ничего, – ответил Аюб. – Дай сигарету, а

то мои промокли.

Селим, протягивая сигарету, сказал:

– Плохи дела, Аюб, – он посмотрел ему прямо в

глаза. – Народ не собирается давать тебе денег так

быстро, как ты хотел.

У Аюба задрожали руки, в которых он держал

горящую спичку.

– Не может быть, – отрешенно произнес Аюб. – Я

сегодня жду денег. – Он бросил долгий вопросительный взгляд на Селима, выдыхая из легких сигаретный дым. Селим молчал.

Утро тридцать первого июля. Стадо стоит в

центре села в ожидании пастуха. Его нигде нет. В

воздухе нарастает напряжение. Джамал неотрывно смотрит на Сабира, лицо которого стало чернее

тучи. Старейшина села достал из нагрудного кармана записную книжку, где велся учет денег и списка очередности. Оторвав взгляд от страницы, он

посмотрел на Сабира и произнес:

– Твоя очередь, Сабир.

Сабир негодовал:

– Я ни за что не пойду пасти коров, – решительно произнес он. – Я сейчас же поеду в Ме-

127

жгюл и привезу этого сукина сына сюда. Явное

недоразумение.

– Может, он заболел, – ехидно вставил Селим. –

Вчера после дождя он был весь мокрый.

Сабир с Джамалом открыли дворовую калитку

Аюба. Во дворе Джамал заметил совсем другую атмосферу: собака с диким оскалом рвалась с цепи, куры

не шествовали, как месяц назад, а летали, роняя перья.

Аюб появился в майке и недружелюбно посмотрел на гостей.

– В чем дело, Аюб? – гневно спросил Сабир. –

Ты почему сбежал, нарушив договор?

– Я? – Аюб высоко задрал голову. – Я? – Он

ткнул пальцем себе в грудь. – Вчера был последний