И Эльборус на юге...

И тут, в центре ближайшего цирка, замечаю глыбу из бездны, которая изображена на лермонтовской картине. Разумеется, это вид снизу, но сомнения быть не может: вот он, узкий вертикальный выступ, заканчивающийся высоко-высоко наверху продолговатой площадкой. Как же выглядит он оттуда, сверху?

...Абсолютного сходства не было. Тем не менее, как и на лермонтовском полотне, это удлиненная скала, встающая из пропасти. На вершине ее разместятся человек двадцать, так что подходящи и размеры.

Не случайно ли это подобие? Нет, оно не случайно. Понимаешь это, когда, пройдя еще немного вдоль обрыва, чуть не проваливаешься на ровном месте в... трещину «с картины». Да, да, в ту единственную трещину посреди ровного плато, которую не удавалось найти прежде. Но, может быть, снова простая случайность? Нет, это не так. Здесь же, в нескольких шагах от трещины, еще две группы скальных выступов, которые кажутся сошедшими с холста. А западная оконечность этой вершины — площадка, черты которой и оказались, наконец, прообразом глыбы из бездны.

Однако сомнение не оставляло: почему же нельзя единым взглядом охватить подходящую по всем признакам скалу или группу скал, как это представлено на лермонтовской картине? Ответ пришел позднее. Все «вмещается в кадр», если местоположение наблюдателя будет... выше! Еще один взгляд на холст: всадник, рядом две лошади. Конечно же, и сюда, на эту вершину, Лермонтов взобрался верхом и, не сходя с коня, делал наброски.

После всего обнаруженного закономерной показалась встреча с «отдельно стоящей» острозубой стенкой внизу, на перевале, у северного подножия горы.

От натуры к образу

Да, строить полотно по эскизам — прием довольно обычный. Нас же интересует, как Лермонтов их использовал.

Взяв за основу реальность, он не только сконцентрировал ее черты. Он отбросил все, что не соответствовало образу. Степь — вот что такое вершина Большого Бермамыта. «Дорога в степь» — названы на военных картах 1830-х годов пути, ведущие на плоскогорье[31]. И, право, если бы не глубокие балки и не жуткие обрывы, которыми оканчивается плато Скалистого хребта к югу, оно ничем бы не отличалось от равнин Пятигорья.

Но разве романтический Кавказ — это степь? И Лермонтов попросту «отрезает» ее, показав самый край плато, его страшные утесы. Одновременно художник добавляет желательное. При этом мы не можем упрекнуть его: такого не бывает! Он резонно возразит: бывает! — указав на реальную деталь пейзажа в окрестностях.

Но, пожалуй, особенно показательна метаморфоза Эльбруса. Поскольку основные элементы взяты с Бермамыта, мы вынуждены согласиться, что заснеженный гигант на полотне — действительно Эльбрус. Но — подчеркнем — особый, лермонтовский, как и все остальное.

Эльбрус — естественный ориентир в любой точке плоскогорья — меняет свое положение относительно ближних гор в зависимости от перемещения наблюдателя. Лихой наездник, который проносится из края в край многокилометрового плато, то спускаясь в котловины, то взбираясь на вершины, обнаруживает эту изменчивость в первую очередь.

Такова объективная предпосылка. Ну, а цель художника?..

Чтобы изобразить реальный вид с Большого Бермамыта, требовался сильно вытянутый по горизонтали холст. Ровная линия плато; параллельно ей — столообразная вершина ближней горы и длинная цепь снеговых пиков; над степью — пологие склоны далекого Эльбруса, который отсюда кажется сравнительно невысоким. Так впоследствии и построил свое полотно известный художник Н. А. Ярошенко, сохранив пропорции натуру. Не ставя перед собой задачу сравнивать эти две работы, отметим лишь основное: Лермонтова-художника явно не удовлетворяли реальные пропорции пейзажа. Легендарная Шат-гора должна быть гораздо выше всего остального в картине! Она должна быть гораздо круче! Она должна производить впечатление величия и оправдывать своим видом всеобщее поклонение...

И Лермонтов решительно перемещает гору, разворачивает и увеличивает ее, уравновешивает свет и тень на склонах. При этом становятся проще контуры, отбрасываются ненужные детали. Происходит преобразование мира объективного в субъективный, реального прототипа в художественный тип.

Остается ли неизменным творческий метод Лермонтова-пейзажиста при переходе в иную сферу художественного творчества — в сферу слова?

Возвращение к дуэльной скале

Как бермамытская фантазия, так и описание дуэли в «Герое нашего времени» создавались под свежим впечатлением от Кавказских вод 1837 года. Анализ живописной работы указал реальные прообразы всех ее компонентов. Возможен ли подобный разбор для дуэльной скалы? Имеются ли вокруг Кисловодска подходящие элементы пейзажа? Об утесе на Березовке говорилось прежде. Но оттуда не виден Эльбрус, да и площадка на его вершине не вполне отвечает лермонтовской.